Серые земли Эдема

Результаты первой стрельбы оказались плачевными и, чтобы не травмировать мое заболевшее запястье дальше, Марат стал учить меня стойкам: стойке Вивера, фронтальной стойке, стойке для стрельбы от бедра… Затем перешли к прицеливанию, и под конец я снова пострелял, только теперь из пневматического пистолета, точной копии Макарова…

Из тира ушел весь в поту, а вдобавок Марат дал список упражнений для утренних тренировок и сказал, что будет заниматься со мной по 2-3 часа вечером. Хорошо еще, через день.

Так что загрузил по полной программе.

Прелести вечерней тренировки под чутким руководством Марата я вкусил в этот же день. Сначала разминка, потом на мороз для лыжной пробежки. Настоящей пробежки, так что пот заливал глаза, а Марат вдобавок заставлял разговаривать на бегу. Затем снова в спортзал: прыжки с разбега, через стул, через пригнувшегося Марата… Потом падения и кувырки, упражнения с гирями, махание обрезком стальной трубы… Про отжимания с приседаниями и говорить нечего.

До квартиры я еле дополз и распластался на тахте.

И тебе это нужно?

Ответ напрашивался сам собой: придется терпеть, если хочешь выжить.

Жизнь пошла странная: до обеда лекции и семинары (как раз стали проходить Фридриха Ницше), а вечером занятия с Маратом - или тренировка на два часа с лишним, или занятия по стрельбе и разным зубодробительным искусствам. Американцы отбыли, Марату видимо нечего стало делать, вот и обрадовался ученику.

После занятий в спортзале я часто вспоминал Ницше: 'Поистине, друзья мои, я хожу среди людей, как среди обломков и обрубков человеческих тел'. Таким обломком я себя чувствовал, ковыляя домой на одеревенелых ногах. Хотя Ницше имел в виду нечто другое: современные люди - лишь жалкие обрубки того грядущего Сверхчеловека, о котором он мечтал…

Как-то после лекции о влиянии Ницше на мировую культуру я отправился в спортзал, где Марат стал учить меня уже прикладной философии: как помочь ближнему если и не стать Сверхчеловеком, то хотя бы вернуть человеческий облик.

– Если собеседник не понимает слов, то хорошим аргументом в дискуссии, особенно когда полезут в забегаловке - является обыкновенная бутылка. Хватаешь за горлышко, разбиваешь, и получается 'розочка'. Кстати, обо что лучше разбивать?

Я пожал плечами, которые побаливали после стрельбы с обеих рук:

– Ну, о край стола.

Марат неодобрительно хмыкнул:

– Сразу видно, что учился на философском. Там учат абстрактному гуманизму, а гуманизм должен быть конкретным. Хотя бы одному человеку ты не уродуешь лицо, а гуманно отключаешь бутылкой по голове. Когда бутылка разбивается, один твой противник уже лежит и отдыхает, а ты с 'розочкой' в руке готов к дальнейшей разъяснительной работе. Только осторожнее с шампанским, бутылкой из-под него и убить можно. Лучше всего тара из-под крепких напитков: водки, коньяка, на худой конец пива… А теперь займемся применением 'розочки'. Ею можно поймать лезвие ножа, ткнуть противника в лицо…

Вот такое конкретное человеколюбие.

Для практики я разбил с десяток бутылок (пришлось сходить домой за пивными) - к сожалению, не о голову Марата, а безответного манекена.

Подметая осколки, я размышлял, как уязвим человек и как много придумано способов, чтобы его убить или хотя бы искалечить. Видимо недаром Ницше писал: 'Зло есть лучшая сила человека'. Но таков уж наш мир, весь соткан из противоречий. Утром философствуешь, а вечером учишься, как пырнуть человека ножом.

– Убивать без нужды не надо, - продолжал втолковывать азы прикладного гуманизма Марат. - Сунь нож в промежность лезвием кверху, что-нибудь да разрежешь. А с рассеченными яйцами пыл к нападению сразу остывает…

Я сразу и практиковался - естественно, на манекене, благо ему между ног отрезать было нечего.

Но все-таки главное внимание Марат уделял стрельбе из пистолета. В основном пневматического, но иногда из 'Макарова' или ИЖ-71… Сначала запястья сильно болели, потом стали привыкать.

В общем, возвращался измотанный, но на следующий день снова заставлял себя идти на тренировку. Повторял про себя слова Ницше: 'Тому будет приказано, кто не может повиноваться самому себе'. Чем и хороша философия - все может обосновать.

Даже тоска по Кире отступила, больше донимали больные мышцы. Но иногда с прежней остротой наполняла тело.

Зима подходила к концу, солнце все дольше стояло на голубом небе, но все же время тянулось медленно! 'То, что она не может разрушить время и жадность времени - вот в чем уединеннейшая скорбь воли'.

Время… Кто-то говорил мне о власти над временем…

Поскольку я общался в основном с Маратом и безголосыми манекенами, то почти забыл о Романе. Но как-то мой истязатель уехал на очередные сборы, и я, купив вяленого сига и пива, нагрянул к приятелю в гости. Солнышко стало пригревать, с крыши капало, и карниз за окном мокро блестел.

Я отхлебнул 'Балтики':

– Как твоя работа? - Сколько сортов пива в магазине, и все на один вкус. Скорее всего, из-за консервантов.