Серый кардинал Наполеона. Жан-Жак-Режи де Камбасерес

— Пусть тогда император позаботится, — возразил Камбасерес, — чтобы, рассказывая народу о его суверенитете, он дал ему возможность воспользоваться им. Если представится случай, прощайте все короли… Но вопрос, как мне кажется, можно было бы поставить иначе: прежде, чем появились народы, были семьи, и в них зародились короли. Адам был королем для своих детей, это бесспорно. Монарх и отец — это синонимы. Так вот, королевство предшествует обществу, и основателем королевства является Бог, так как именно он создал первого человека. И король может считать себя милостью Божьей, как Адам, несомненно, имел все возможные права называть себя отцом или королем, или отцом-королем, милостью Божьей.

Наполеон, казалось, был поражен этим ответом. Он поколебал его уверенность. А Камбасерес, продолжая, стал настаивать на том, что это опасно — чтобы народ поверил в себя. Но, поскольку император вбил себе в голову, что он действительно народный избранник, он, в конце концов, подчинился этому утверждению.

А Наполеон сказал:

— Позвольте мне выиграть четыре или пять битв, и я поручусь за то, что у всех пропадет желание сменить меня на тех, кто будет думать, что может править от своего имени.

Потом Камбасерес виделся с Наполеоном еще три или четыре раза, прежде чем тот отправился в свой последний поход.

Лора д’Абрантес пишет:

«Камбасерес был человеком, чей характер и таланты должны были бы занять замечательное место; ум его был глубок и в то же время легок; я видел только господина де Нарбонна и господина де Талейрана, которые рассказывали бы лучше, чем он. Он был любезен, как придворный во времена господина Марепа; он знал множество анекдотов, которые он с особым обаянием рассказывал; господин де Нарбонн умел это ценить и всегда говорил мне о нем, как о человеке превосходном <…> Камбасерес испытывал большую привязанность к императору, и тот тоже очень любил его. Поведение Камбасереса во время Реставрации всегда было достойным восхищения и никогда не подвергалось опровержению; он всегда боялся за исход затеи Наполеона, никогда не смел надеяться… Он знал великие державы, и их поведение на Венском конгрессе говорило о том, что они будут делать все, чтобы сохранить то, что они поделили между собой».

Нетрудно догадаться, каким было смущение Камбасереса, когда Наполеон вернулся с Эльбы. Император, не желавший казаться покинутым своими бывшими слугами, закрыл глаза на всё и вернул ему все его титулы. Но Камбасерес уже не доверял Наполеону: он извинился, сославшись на свой возраст. Однако, как ему сказали, что он должен только дать свое имя, и Камбасерес, в конце концов, согласился занять пост министра юстиции. Хотя фактически в период Ста дней эти функции выполнял Буле де ля Мёрт.

Последние годы жизни Камбасереса

Характер Камбасереса резко контрастировал с характером многих из числа тех, кто, как и он, находился рядом с Наполеоном. После падения императора он стал частным лицом, но это никак не повлияло на его образ жизни. По правде говоря, он больше не встречался, как когда-то, с множеством людей, но это совершенно не означало, что бывший высший сановник Империи смирился с тем, что отныне он будет пребывать в полной тиши. Впрочем, его поведение в период так называемых Ста дней показало, что ему не нужна была больше блестящая должность, что он просто безумно устал и хочет отдохнуть.

Камбасереса любили все, кто был с ним рядом; он всем оказывал услуги, и то, как он это делал, добавляло благодарности тем, кто был перед ним в долгу. Лаволле, его секретарь, не покидал его до самой смрти; и это говорит в пользу обоих. Его слуги тоже не оставили его, кроме тех, которые стали ему не нужны <…> и они сделали для него больше, чем друзья — точнее, те, кто претендовал на то, что является другом, когда он был в фаворе, ибо как только он отошел от дел, они не только поспешили от него отказаться, но и осыпали его едкими насмешками.

Антуан ОБРЬЕ, французский историк

После второй Реставрации Камбасерес, следуя совету своего друга-масона Эли Деказа, ставшего в 1815 году министром полиции, оставил Францию. 23 февраля 1816 года он, сопровождаемый верным Оливье Лаволле и двумя слугами (Лене и Юссоном), прибыл в Брюссель.