Серж Гензбур: Интервью / Сост. Б. Байон

Мне созвучно трагическое пристрастие Сименона в этом романе к теме истоков расизма; я никогда бы не стал ставить фильм с Мегрэ, мне совсем не нравится вся эта полицейская тематика. В «Экваторе» есть очень близкая мне притча, невозможность отношений между двумя человеческими расами — мужской и женской. Эротические сцены я трактовал дистанцированно, как бы сквозь противомоскитную сетку. Барбара Зукова[260] как нельзя лучше подошла на роль Адели: властная, подверженная влиянию инстинктов женщина, несколько напоминающая Лану Тернер в фильме «Почтальон звонит дважды»[261].

Скажите, почему в фильме, где действие происходит в Африке, так мало сцен тамошней действительности?

Это было сделано умышленно. Никто не скажет, что этот фильм мог бы быть снят в павильоне. Это абсурд. Мне не удалось бы добиться такой игры актеров. Они были измучены жарой, лихорадкой, охвачены страхом, напичканы хинином. И потом, снимать местную фауну означало бы поддаться экзотизму. Текст Сименона очень замкнутый; все эти слоны и гиппопотамы хороши для эпических фильмов. Но передо мной не стояла задача снять очередную версию «Тарзана», поэтому я довольствовался несколькими планами мангровых зарослей — эти кусты с искривленными корнями показались мне чрезвычайно драматичными. Я ощутил, как скверно бы мне пришлось в тех местах, где нужно было бы поддерживать контакты с первобытными существами... Мои корни, мой микроклимат — это чертов VII округ[262], пропитанный табачным дымом.

Все прочее — литература

В 1979 году в издательстве «Галлимар» выходит небольшая повесть Гензбура Evguénie Sokolov / «Евгени Соколов». Критики, мягко выражаясь, не оставили эту книгу без внимания, они выразили надежду, что этот первый роман автора окажется и последним. Герой повести — художник, ведущий богемный образ жизни, в каком-то плане это alter ego Гензбура. Художника вдруг настигает громкая слава. Критики трубят о «гиперабстракции», о «формальном мистицизме», о «редкой эвритмичности». Но чем лучше продаются картины, тем хуже становится самому художнику.

Эта книжечка потребовала шести лет работы. Я делал немало достаточно серьезных выписок, предпринял розыски на медицинском факультете, приобрел несколько научных монографий. В целом это не бог весть что, но точно и крепко выстроено.

Смех, который мог бы увенчать чтение моей книги, — это единственный нервный смешок, поскольку мой текст в высшей степени трагичен. «Евгени Соколов» — это автобиография, взятая под широким углом, то есть с искажениями, дикими искажениями, напоминающими манеру Фрэнсиса Бэкона.

Текст вызывает отвращение, но он позволил мне ощутить ностальгию по всему тому, что мне не случилось сделать в живописи. Евгени — тип, который сознательно разрушает себя, поскольку жаждет славы, и слава разрушает его. Так что здесь есть автобиографические моменты.

В телепередаче «Ах, вы пишете» ведущий Бернар Пиво[263] расспрашивает Гензбура о книге.

Евгений Соколов — кто это?

Изначально это я. С искажением в духе Фрэнсиса Бэкона. Мне хотелось говорить о художнике.

То есть я вас неверно понял?

То есть это трюкач, ведь я и сам трюкач.

В юности вы были художником?

Тридцать лет назад. С Андре Лотом[264] и Фернаном Леже[265].

Следовательно, эту книжечку следует воспринимать как памфлет, направленный против живописи?

И всех карьерных фокусов, каковы бы они ни были.

Уж вам-то, как-никак профессиональному провокатору, они хорошо известны, не так ли?

Да, но это сильнее меня, для меня провокация — это динамика. Мне хочется встряхнуть людей. Когда вы их встряхиваете, выпадает несколько монет, удостоверение личности, военный билет... Если не провоцировать, то мне не о чем будет говорить.

Телевидение, пресса

Телевидение вам больше нравится, чем открытые концерты?

Да, телевидение — это мое. Крупный план моей физиономии обычно впечатляет публику. А вот на сцене я чувствую себя как-то неуклюже.