Сесиль. Амори. Фернанда

Каждый вечер — Вы это знаете — я пишу о прожитом дне: о своих поступках и о своих мыслях; этой привычкой Вы меня наградили с детства, и ей Вы, занятый серьезными делами, сами не изменили ни разу.

Наедине с собой каждый вечер ты судишь себя и с каждым днем узнаешь себя лучше. Это постоянное обдумывание, эта критическая оценка собственного поведения позволяет действовать честно и целенаправленно.

Этой привычке — а примером в этом отношении для меня являетесь Вы — я следую постоянно, и я поздравляю себя сегодня, так как именно благодаря ей Вы сможете читать эту открытую книгу — мою душу — по крайней мере, без недоверия, если и не без упреков.

Видите ли, в этом зеркале моя любовь присутствовала всегда, невидимая мне самому, поскольку на самом деле я почувствовал, как мне дорога Мадлен, только в тот день, когда Вы меня с ней разлучили; я почувствовал, как я ее люблю, только тогда, когда понял, что ее теряю; узнав меня так, как я сам себя знаю, Вы сможете судить, достоин ли я Вашего уважения.

Теперь, дорогой отец, хотя я доверяю Вашему опыту и Вашей доброте, я жду, полный нетерпения и тоски, приговора моей судьбе.

Она в Ваших руках, помилуйте ее, не калечьте ее, умоляю Вас, как умоляю Господа Бога.

О! Когда же я узнаю, что меня ждет, — жизнь или смерть? Одна ночь, даже один час, как долго они иногда тянутся!

Прощайте, мой опекун! Да соблаговолит Господь Бог, чтобы отец смягчил приговор; прощайте!

Извините меня за беспорядочность и бессвязность моего письма: оно было начато как холодное деловое письмо, а закончить его я хочу криком моего сердца, который должен найти ответ в Вашем сердце!

Я люблю Мадлен, отец, и я умру, если Вы или Бог разлучите меня с ней.

Ваш преданный и признательный воспитанник

Амори де Леовиль".

Написав это послание, Амори взят дневник, куда день за днем он вносил свои мысли и чувства, писал о событиях своей жизни.

Он запечатал все, написал на пакете адрес г-на д’Ав-риньи и, позвонив своему камердинеру, приказал немедленно отнести этот пакет тому, кому он был предназначен.

Затем молодой человек принялся ждать, и сердце его было переполнено сомнениями и тревогой.

V

В то время как Амори запечатывал письмо, г-н д’Авриньи уже покинул комнату дочери и входил в свой кабинет.

Он был бледен и дрожал, следы мучительного страдания запечатлелись на его лице; он молча подошел к столу, заваленному бумагами и книгами, и сел со вздохом, уронив голову на руки и погрузившись в тяжелое раздумье.

Затем он встал, несколько раз обошел комнату в глубоком волнении, остановился перед секретером, вынул из кармана ключик, повертел его в руках и, открыв замок, достал тетрадь и отнес на бюро.

Это был дневник, в котором он, как и Амори, неизменно записывал все, что с ним произошло за день.

Он постоял немного, опираясь рукой на бюро и читая с высоты своего роста последние строчки, написанные накануне.

Затем, как бы одержав победу над собой, словно приняв тяжелое решение, он сел, схватил перо, положил дрожащую руку на бумагу и после минутного колебания записал следующее:

"Пятница, 12 мая, 5 часов пополудни.

Слава Богу, Мадлен чувствует себя лучше, она спит.