Читаем Сестра Харуна ар-Рашида полностью

раясь в ночной поход, он сбросил изысканную, богатую

одежду, в которой вернулся с пиршества, растрепал

завитые локоны черных волос, надел на голову помятую

чалму, замотав ее, как носят простолюдины, и закутался

в дешевую абу. Глянув на него, никто бы не подумал,

что перед ним придворный поэт.

Он спустился к Тигру, пошел вдоль реки, колеблясь,

то ли подозвать лодочника и переправиться на другой бе¬

рег, то ли пешком добраться до нижнего моста и сэконо¬

мить дирхемы на переправе. О том, чтобы нанять верхо¬

вого осла, как постоянно делали багдадцы — в каждом

переулке были погонщики, промышлявшие извозом,— он

даже и не подумал: лишние расходы, кому они нужны!

Из-за утеса, нависшего над рекой, показались наду¬

тые ветром белые паруса. Большая лодка обогнула излу¬

чину реки и, как бы поддразнивая одинокого путника,

заскользила вдоль берега, по которому он шагал.

На землю опускалось темное покрывало ночи. Замолк¬

ли голоса птиц, притихли животные. До нагромождения

прилепившихся друг к другу строений аль-Карха, узких

улочек, забитых прохожими, было еще далеко.

По обоим берегам Тигра тянулись цветущие парки,

в которых то здесь, то там показывались загородные

дворцы визирей и эмиров.

Лодка приблизилась.

—      Э-эй! — крикнул Абуль Атахия.

Кормчий не шевельнулся: или не слышал, или не хо¬

тел отвечать.

—      Э-эй, на борту! — повторил поэт.

—      Некогда нам! — ответили с лодки.

Как это часто случалось, получив отпор, Абуль Ата¬

хия во что бы то ни стало захотел добиться своего. Кроме

того, время было позднее, нужно было спешить.

Повинуясь команде, матросы убрали паруса и усе¬

лись на весла. Абуль Атахии стало ясно: это не вечернее

катание по Тигру, устроенное богатым багдадцем. Да и

спускавшаяся ночь обещала быть безлунной, непригод¬

ной для увеселений на реке.

—      Э-эй, на борту!

Кормчий’привстал, сложил руки рупором.

—      Чего тебе? Кто ты?

—      Чужеземец я! Ты понимай, я чужеземец! — слегка

коверкая слова, ответил Абуль Атахия.— Ночью пора по¬

пасть квартал аль-Харбийя. Не знаю, как добраться. Будь

великодушен, хозяин!

Кормчий на минуту исчез, затем появился снова.

—      Ладно, возьму!

Лодка замедлила ход, повернула и причалила к бе¬

регу. Рослый матрос поднял дощатые сходни, один ко¬

нец уложил на борт, второй перебросил на прибрежную

гальку.

Абуль Атахия проворно взбежал по сходням, с по¬

клоном приветствовал кормчего и, послушный его указа¬

нию, присел на скамеечку возле спущенного паруса.

Огляделся. Лодка уже отошла от берега. Четверо матро¬

сов налегли на весла. На корме горел факел. Его неров¬

ный свет вырывал из сгущавшихся сумерек фигуры двух

людей. Это были мужчина и женщина. Одетые по-бе¬

дуински, они сидели, скрестив ноги, и дремали. Перед

мужчиной стояли кабкабы, какие носят в Хиджазе. Возле

женщины на палубе была устроена широкая постель, в

которой спали два мальчика, полуприкрытые вышитым

узорчатым платком. Головы их покоились у женщины на

коленях.

«Тут что-то кроется,— подумал Абуль Атахия.— Это

не родители с детишками. Не мешало бы разгадать за¬

гадку! Ничего не скажешь, отличный вечерок!»

Нос лодки разрезал недвижную гладь реки. Ветер улег¬

ся. Воздух был тих и спокоен. Ни звука. Лишь монотонно¬

ласковое журчание воды, плещущей о борт, да легкие

удары весел и приглушенные ритмичные всплески.

Впереди показались центральные кварталы Багдада.

Здания были освещены. Над Тигром разносились пронзи-

тельные призывы муэдзинов, сзывавших верующих на ве¬

чернюю молитву.

Момент был удобный, упускать его не стоило.

—      Хозяин! — обратился Абуль Атахия к кормчему.—

Есть ли у тебя молитвенный коврик? Благодарю тебя,

спасибо!

Он прошел на корму и, устроившись поближе к бе¬

дуинам, опустился на колени. Забормотал заученные сло¬

ва молитвы, а сам принялся разглядывать таинственных

путников. Мужчина и женщина средних лет: огрубев¬

шая кожа, глубоко врезавшиеся морщинки, примитивная

одежда непритязательных кочевников пустыни... Маль¬

чики, наоборот, холеные; одному лет пять, может быть

пять с половиной, второй, видимо, его брат, на год-

полтора младше. Лица едва загорелые, как у городских

детей, слегка продолговатые, с красивым разрезом глаза,

длинные ресницы будто припудрены мелким растертым

-углем. Не похожи мальчики на сыновей бедуинов! Совсем

не похожи...

Поспешно закончив молитву, Абуль Атахия свернул

коврик и вернулся на место под парусом.

—      Твои путники, хозяин, чужеземцы, вроде меня?

—      Мой гость не женщина, но очень любопытен,—

уклончиво ответил кормчий.

—      Вдалеке от отечества все чужеземцы — родствен¬

ники,— настаивал Абуль Атахия.

—      Принимая тебя на борт, я не спрашивал, кто ты,

откуда идешь и куда направляешься,— отрезал кормчий

и повернулся к рулю.— Тебя не касается, кто эти люди.

Лодка приближалась к первому городскому мосту. От

одного берега к другому тянулись скрепленные между со¬

бой барки, на бортах которых лежали деревянные мостки.

Если требовалось пропустить лодку, цепи, соединявшие

барки, ослаблялись, одна цепь опускалась, и средняя

барка отплывала в сторону, освобождая проход.

По левому берегу тянулись огни города-крепости, со¬

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторического романа

Геворг Марзпетуни
Геворг Марзпетуни

Роман описывает события периода IX–X вв., когда разгоралась борьба между Арабским халифатом и Византийской империей. Положение Армении оказалось особенно тяжелым, она оказалась раздробленной на отдельные феодальные княжества. Тема романа — освобождение Армении и армянского народа от арабского ига — основана на подлинных событиях истории. Действительно, Ашот II Багратуни, прозванный Железным, вел совместно с патриотами-феодалами ожесточенную борьбу против арабских войск. Ашот, как свидетельствуют источники, был мужественным борцом и бесстрашным воином. Личным примером вдохновлял он своих соратников на победы. Популярность его в народных массах была велика. Мурацан сумел подчеркнуть передовую роль Ашота как объединителя Армении — писатель хорошо понимал, что идея объединения страны, хотя бы и при монархическом управлении, для того периода была более передовой, чем идея сохранения раздробленного феодального государства. В противовес армянской буржуазно-националистической традиции в историографии, которая целиком идеализировала Ашота, Мурацан критически подошел к личности армянского царя. Автор в характеристике своих героев далек от реакционно-романтической идеализации. Так, например, не щадит он католикоса Иоанна, крупного иерарха и историка, показывая его трусость и политическую несостоятельность. Благородный патриотизм и демократизм, горячая любовь к народу дали возможность Мурацану создать исторический роман об одной из героических страниц борьбы армянского народа за освобождение от чужеземного ига.

Григор Тер-Ованисян , Мурацан

Исторические любовные романы / Проза / Историческая проза
Братья Ждер
Братья Ждер

Историко-приключенческий роман-трилогия о Молдове во времена князя Штефана Великого (XV в.).В первой части, «Ученичество Ионуца» интригой является переплетение двух сюжетных линий: попытка недругов Штефана выкрасть знаменитого белого жеребца, который, по легенде, приносит господарю военное счастье, и соперничество княжича Александру и Ионуца в любви к боярышне Насте. Во второй части, «Белый источник», интригой служит любовь старшего брата Ионуца к дочери боярина Марушке, перипетии ее похищения и освобождения. Сюжетную основу заключительной части трилогии «Княжьи люди» составляет путешествие Ионуца на Афон с целью разведать, как турки готовятся к нападению на Молдову, и победоносная война Штефана против захватчиков.

Михаил Садовяну

Приключения / Исторические приключения / Проза / Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза