Сестра Харуна-ар-Рашида

«У визиря много врагов, — рассуждал он, не отрывая глаз от дверной щелки, — и первый среди них аль-Фадль ибп ар-Рабиа, который прибудет сюда поутру. Враги не станут скупиться, им бы только подкопаться под ненавистного перса, отобрать у него высокий пост. За тайну, при помощи которой его можно уничтожить, они выложат тысячи динаров».

О том, что будет с Аббасой, поэт не задумывался. Он не принадлежал к числу жалостливых людей. Глаза у него, правда, слезились, но отнюдь не от участия к женщине, которую он намеревался погубить, а от пристального ее рассматривания.

Неожиданно в носу у Абуль Атахии защекотало, и он едва успел вовремя схватиться за переносицу.

— Успокойся, сейида! — донеслось из комнаты, пока поэт благодарил аллаха, что тот не дал ему чихнуть и тем самым не выдал его присутствия. — Ты преодолела столько опасностей, чтобы увидеть мальчиков, обними же их крепче! Предоставь будущее всемилостивому и всемилосердному, он защитит тебя от бед и невзгод!

Соскочившие с материнских колен дети, опечаленные и удивленные, смотрели, как по щекам Аббасы катятся крупные слезы.

Она привлекла старшего сына, осыпала поцелуями белый лоб, тоненькую шею, а он растерянно улыбался, не понимая, то ли она хочет позабавить его и поэтому так смешно чмокает, то ли на самом деле чем-то расстроена. Разве мог ребенок, не испытавший в жизни и пустякового горя, разобраться в ее переживаниях? Его понятия были совсем еще детскими. Он рвался порыться в песке, поиграть в бабки, ласково прижаться к матери и тотчас убежать, толкая перед собой обруч или весело поддавая мячик. Он любил строить из гальки дворцы, из мягкой глины лепил замысловатые фигурки. Как-то случайно увидел он мертвого феллаха и сказал: «Дядя спит!». А другой раз, указывая на неподвижно лежавшую ядовитую змею, воскликнул: «Смотрите, какая красивая веревка!». Не имея понятия о жестоких ударах судьбы, он не боялся расставаний, — для него это были очередные забавы, как игра в прятки, за которой следуют неожиданные находки и встречи. Ему нравилось играть с кошкой. — как это она никогда не устает прыгать и возиться! Для иных детей заводили прирученных птиц; когда птица улетала и не возвращалась, ребенок, глубоко переживая потерю любимого существа, понимал, что значит привязанность. А у него такой птицы не было…

Аббаса же любила детей больше жизни. Любовь матери — гашиш ее сердца. В глубине души мать никогда не порицает дитя, даже если дитя не разделяет ее чувств. Лишь бы малыш был весел и сыт, лишь бы его личико дышало здоровьем. Пусть он заикается от счастья, не беда, только бы ему было хорошо. Его радость — это и ее радость. Он пляшет, довольный, и она готова заплясать вместе с ним. «Веселись, сыночек! Ну что ты еще хочешь? Скажи мне, я сделаю все!» И мать действительно сделает. Сделает, даже если это пойдет ей во вред. Нет у материнской любви ни конца, ни края! Тот, кто не имеет ребенка, не в состоянии понять этого. Он может лишь представить себе глубину материнского чувства, но представить — еще не значит познать.

Глава VIII ДЕЛО ПРИНИМАЕТ НЕОЖИДАННЫЙ ОБОРОТ

Мальчик задорно смеялся, личико его светилось радостью, жесты были наивны и очаровательны. Аббаса улыбнулась сквозь слезы. «Как жаль, что здесь нет искусного резчика! — казалось, говорил ее восторженный взгляд. — Глядя на Хасана, он бы вырезал фигурку маленького индийского божка!»

Хусейн — так звали второго мальчика — торопливо протер глазенки, завистливо глянул на брата: дети ведь более ревнивы, чем взрослые.

— Мама, почему ты ласкаешь Хасана, а не меня? — запротестовал он и потянулся к матери.

Аббаса повернулась к служанке. В глазах ее можно было прочесть: «Ну, не правда ли, они восхитительны?».

— Поверь мне, Атба, — услышал Абуль Атахия, — с ними я готова жить в пустыне, в жалкой бедуинской палатке, и буду счастлива. О, если бы аллах уготовил мне такую участь!

— Аллах всемогущ, сейида! Но ты забыла — пора возвращаться во дворец. Рассвет близок. Как бы не встретить кого по пути…

— О, я несчастная! Как мучительно расставание! Однако ты права, Атба. Вознагради Риаша. У тебя еще остались деньги, которые я дала поутру?

Служанка кивнула.

Риаш принял горсть динаров, подошел к Аббасе, поцеловал ей руку. За ним последовала Барра.

— Благодарим тебя, сейида!

— Мне не нужно читать вам наставлений, вы сами хорошо все знаете; Хасан и Хусейн — две половинки моего сердца, — ласково проговорила Аббаса.

Неожиданно старший мальчик, поняв, что пора уходить, прильнул к матери, прижался щекой к ее горячей ладони.

— Мамочка, пойдем с нами! И пусть папа к нам придет!

Голос у Хасана был сдавленный, в глазах стояли слезы. Мальчик хотел еще что-то добавить и не смог.

Аббаса вздрогнула. С первых минут встречи она боялась расставания. Сдерживала себя, напрягая силы, всячески подавляла душевное волнение. Ей как будто уже удалось полностью овладеть собой, как вдруг слова сына в одно мгновение уничтожили ее решимость. Хасан вспомнил отца! Хасан не хочет расставаться!