Сестра Харуна-ар-Рашида

Что касается Абуль Атахии, то после встречи с Атбой он проскользнул в отведенную ему комнату и запер дверь на засов. Затем бросился на постель и, лежа с открытыми глазами, в страхе стал прислушиваться к малейшему шороху. Не раздадутся ли голоса людей, которые пришли, чтобы убить его, не зашуршат ли паали? Вдруг прямо перед ним появилась Атба. Он так перепугался, что живо вскочил на ноги. Кровь, казалось, заледенела в жилах. Вскрикнул:

— Ты откуда?! — И тотчас сплюнул в сердцах: — Тьфу! Привиделось…

Со двора, куда выходило зарешеченное двустворчатое окошко, донеслось фырканье мулов, бряцание уздечек. Поэт подкрался к окошку, осторожно глянул во двор. Уезжали Риаш, Барра и мальчики. Позднее он увидел две закутанные в абу женские фигуры с легкими тюрбанами на головах. Худощавый конюший вывел мулов, поддержал стремя и помог одной женщине сесть верхом. Вторая села сама.

«Слава аллаху! — подумал поэт, взглядом провожая всадницу. — Уехали. Вроде я напрасно волнуюсь! Как это сказала Атба: „Принеси воды!“? Ха, ха, ха! Решила, что я раб! Да узнала ли она меня вообще?»

И, сразу успокоившись, — ну к чему долго мучить себя страхами? — Абуль Атахия растянулся на постели и принялся обдумывать предстоящую сделку с Фанхасом. Несмотря на новую интригу, он не собирался упускать выгодное дельце с продажен белых рабынь.

Глава X НОВЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ

Абуль Атахия безмятежно спал, когда на аллее, что вела к дому Фанхаса, показалась кавалькада всадников. Заржали молодые сытые лошади, раздалось бряцание оружия, зацокали копыта.

Утро уже вступило в свои права. Взошедшее солнце сияло над Багдадом.

Поэт проснулся, разбуженный шумом, и подскочил к окошку.

Кавалькада приблизилась к Дар ар-Ракику. На парчовых накидках, свешивавшихся с холеных крупов чистокровных арабских скакунов, виднелись гербы Мухаммеда аль-Амина. Возглавлял всадников лихо гарцевавший мужчина, в котором без труда можно было узнать аль-Фадля ибн ар-Рабиа. Как и полагается, фаворита престолонаследника сопровождала свита, составленная из надежных слуг.

— Похоже, иудей еще дрыхнет! — воскликнул Фадль, приближаясь к воротам.

— Мы живо его разбудим! — откликнулся всадник, скакавший чуть поодаль. — Работорговцу только бы учуять барыш, тотчас продерет глаза.

Грянул дружный хохот.

— Как бы спросонок он не принял нас за грабителей с большой дороги! — пошутил Фадль.

— Ну, к чему нам грабить и убивать? — в топ ответил телохранитель. — Над нами эмир правоверных. Левой рукой он платит купцам, а правой собирает налоги. Ограбить и убить Фанхаса было бы преступлением. Халифату нужны рабы, а старик знает свое дело.

Дюжий слуга подъехал к воротам и, не слезая с лошади, сильно застучал.

— Эй, кто там, открывай!

Первым, как и положено, спешился Фадль. Это был высокий худощавый мужчина с густой, темной, местами порыжевшей бородкой. Он едва перешагнул черту молодости, но умел сдерживать бушующие в груди страсти; обладая сильной, закаленной в нескончаемых интригах, взлетах и падениях волей, он научился подавлять свои подлинные чувства. Он уничтожал вставшего ему поперек дороги и при этом испытывал захватывающую радость, хотя внешне оставался спокойным. Глаза его блестели, как обычно; губы не трогала саркастическая улыбка.

— О, аллах! Я же могу упустить верный барыш! — спохватился Абуль Атахия и отскочил от окошка. — Престолонаследник жаждет новых рабынь! Фадль торопится. Это для меня ясно. Ишь, явился в какую рань! Надо опередить его и первому увидеть Фапхаса.

На галерее метались встревоженные полуодетые слуги. Легкой рысцой бежал заспанный Хайян, спеша отворить ворота новым посетителям. Поэт прошмыгнул мимо — негр был так озадачен прибытием кавалькады, что даже не заметил его, — и свернул в коридор, откуда было близко до хозяйских покоев. Дверь оказалась запертой. Он постучал и крикнул:

— Надеюсь, ты проснулся, господин Фанхас? Это я, Абуль Атахия! Можно к тебе?

Послышались поспешные шаги, и дверь распахнулась.

— Что? Что такое? Отчего весь этот шум?

Работорговец, видно, только вскочил с постели. На нем были шальвары и кафтан, наброшенный поверх расстегнутой рубахи. В вырезе рубахи виднелась волосатая грудь с курчавыми, неопределенного цвета завитушками. Раздвоенная бородка топорщилась, пейсы были взъерошены, седые волосы на голове торчали клочьями. Ну точь-в-точь неожиданно разбуженный, старый, бездомный бродяга! Глаза его гноились, на массивном носу выступала уродливая горбинка; казалось, нос не мог больше расти в длину и поэтому выгнулся дугой.

— А, друг мой! С чем пожаловал? — воскликнул работорговец, протирая ладонями глаза. — Какие делишки прячутся за твоей спиной?

Поэт вошел в спальню, плотно закрыл дверь и скороговоркой пояснил:

— Я приехал вчера вечером. Постеснялся тебя беспокоить, ты уже спал. Решил подождать до утра. Сейчас просто вынужден…

— Ну какое там беспокойство! Пустяки! — Фанхас пригладил бороду, застегнул ворот рубахи и подкрутил жиденькие усы. — Главное — дело! Говори, что у тебя за новости?