Сестра Харуна-ар-Рашида

— Из моего дворца ты можешь выйти! Бакшиш получишь у наставницы моих рабынь, — распорядился первый престолонаследник, заметив знак, поданный гостем: Ибн аль-Хади показывал, что присутствие осведомительницы мешает откровенному разговору.

Женщина поцеловала край джалябии аль-Амина и, пятясь, вышла из комнаты.

Не имея смелости высказаться откровенно и призвать к низвержению Бармекидов, Ибн аль-Хади придумал фразу, которая не должна была вызвать неприятных последствий.

— Терпеть долго было бы признаком слабости! — проговорил он с жаром.

Аль-Амин захохотал.

— Что с тобой, достойнейший из достойнейших? — удивился сбитый с толку Ибн аль-Хади. — Не понимаю, что ты нашел смешного…

— О мой друг! — надрывался первый престолонаследник. — Я смеюсь, потому что ты еще не знаешь ту новость, которую принес любезный Фадль. Представь, моя тетушка… Вот уж никогда бы не подумал! Нет, я буквально лопаюсь со смеха.

— Аббаса… — начал фаворит и тут же умолк.

— Ха, ха, ха! Именно она! — гоготал аль-Амин. — Ай, блудница! Расскажи, любезный, расскажи про нее! Ха, ха, ха!

Когда первый престолонаследник умолк, Фадль поведал о том, что сообщил ему Абуль Атахия.

Ибн аль-Хади был поражен.

— Измена! — воскликнул он, едва дослушав рассказ. — Нам нужно предупредить эмира правоверных! Харун ар-Рашид должен узнать об измене! Задета его честь!

— Но кто решится? Кому не жаль головы? — усомнился Фадль. — Я лично не представляю, кого аллах убережет от халифского гнева.

— Что же ты предлагаешь? — горячился Ибн аль-Хади. — Знать об измене и молчать? Но это равносильно новой измене!

— На мой взгляд, нужно найти окольный путь. Пусть, к примеру, чтец прочтет халифу касыду, где будут намеки… — предложил придворный фаворит.

— Представляю, любезный Фадль, что это будут за намеки! — расхохотался аль-Амин. — Нет, уж куда безопасней начать с бегства аль-Аляви. Это здорово подорвет позиции визиря.

Ибп аль-Хади обдумывал, не стоит ли пока действительно ограничиться одним доносом, а историю с Аббасой оставить про запас, чтобы в нужный момент сокрушить ею Бармекидов.

— А где ублюдки вольноотпущенника?! — воскликнул он, вспомнив о детях. — Они будут нужны как живые доказательства.

— Не строп из меня дурака! — обиделся Фадль. — Занялся бы сам розыском. Я послал перехватить мальчишек по пути. Но мои люди еще не вернулись.

В дверь неожиданно постучали. Фаворит встал и отворил ее. Через порог переступил чернокожий евнух. Молча остановился и склонил голову.

— Говори!

Слуга молчал. Это означало, что у него вести, которые он может сообщить лишь первому престолонаследнику.

— Мой повелитель и властелин! — произнес евнух торжественно, едва Ибн аль-Хади и Фадль, распростившись, разошлись по своим комнатам. — Прибыл гонец от сейиды Зубейды.

— Что ему надо? — спросил аль-Амин, ничуть не удивляясь позднему посещению гонца; матушка ввела почтовых наемников, которые на верховых лошадях днем и ночью доставляли ее послания в любые концы халифата[18].

— Сейида Зубейда желает видеть моего повелителя и властелина завтра утром, — доложил евнух, — у нее важное дело.

— Передай гонцу, что, если пожелает аллах, я чуть свет явлюсь пред светлые очи любимой родительницы, — ответил аль-Амин.

Через полчаса все обитатели дворца первого престолонаследника крепко спали.

Глава XXXIV ЗУБЕЙДА, ЛЮБИМАЯ ЖЕНА ХАЛИФА

Дочь халифа Джаафара ибн Абу Джаафара аль-Мансура Зубейда приходилась Харуну ар-Рашиду двоюродной сестрой по мужской линии. Замуж ее выдали в сто шестьдесят пятом году хиджры. Свадьба отличалась небывалой пышностью. Молодая женщина — гордость, слава и блеск хашимитов — была настолько хороша собой, что ее прозвали Сейидой халифата. И лишь позднее, в годы материнства, за обилие молока и нежную кожу, сохранившую цвет устоявшихся сливок, аль-Мансур дал дочери имя Зубейда, под которым она и вошла в историю[19].

Харун ар-Рашид прислушивался к советам любимой жены, которая была едва ли не первой женщиной в исламском мире, прославившейся недюжинным умом. По ее предложению был углублен и вымощен камнем обильный источник Айн аль-Манаш в Хиджазе, откуда по равнинам и балкам был проведен водоотвод, заканчивавшийся всего в двенадцати тысячах локтей от Мекки. Казне это строительство обошлось, не считая затрат на сооружение мастерских, домов для надзирателей, запасных водоемов и колодцев, в один миллион семьсот тысяч динаров. Вода поступила в близлежащие округи, нередко ранее опустошавшиеся засухами.

Еще больше, чем строительными работами, прославилась Зубейда окружавшей ее роскошью, которой не было предела: золота, серебра, шелков, парчи, драгоценных камней было у нее столько, сколько не имелось ни у кого другого. Одно лишь парадное одеяние стоило пятьдесят тысяч динаров. Дворец любимой жены Харуна ар-Рашида, называвшийся дворцом Пребывания и расположенный южнее замка Вечности и восточнее города аль-Мансура, утопал в густой зелени. Нигде больше в целом халифате не было такого пышного парка, столь огромных цветников и клумб.