Сестра Харуна-ар-Рашида

Зубейда изощрялась, выдумывая все новые и новые украшения. Это ей принадлежала мысль создания балдахина, который по углам подпирался витыми золочеными колонками; верх балдахина был украшен соболями и разноцветными шелками, а внизу черный фон эбенового дерева подчеркивал тончайшие узоры чеканных серебряных накладок, инкрустированных нишапурской бирюзой, цейлонскими яхонтами, жемчугом из Омана, египетскими смарагдами, йеменскими рубинами и африканскими кораллами.

Перед балдахином были установлены золотые подсвечники со свечами из амбры.

Как истая дочь хашимитов, Зубейда обладала и другим общим для них свойством — она всей душой ненавидела Бармекидов и особенно Джаафара ибн Яхью, после того как он ограничил наследные права ее сына. Произошло это во время паломничества, совершенного в сто восемьдесят шестом году хиджры. Харуна ар-Рашида сопровождали аль-Амин, аль-Мамун и многочисленная свита, которую возглавлял визирь, пожелавший лично присутствовать при освящении договора о престолонаследии, с каковой целью и было задумано паломничество к святым местам.

Писцы подробно описали торжественную церемонию. Когда аль-Амин присягал на верность, он попытался выйти за пределы Каабы — это освободило бы его от клятвы, — но зоркий Джаафар ибн Яхья живо водворил юношу на место. Мало того — Зубейда исходила бешенством — визпрь имел наглость при всех пригрозить ее сыну: «Смотри, если вздумаешь обмануть брата, аллах накажет тебя!» — и потребовал, чтобы аль-Амин трижды повторил клятву.

Второй престолонаследник был по всем правилам освящен в высоком звании, а любимая жена Харуна ар-Рашида поклялась отомстить Джаафару ибн Яхье. С тех пор она неустанно засылала к нему соглядатаев, распускала сплетни и через тайных людей проведала о том, что визирь частенько навещает Аббасу. От ее взоров не укрылись и отъезды Аббасы в Дар ар-Ракик.

Ранним утром, когда заря расплывалась над горизонтом, по правому берегу Тигра скакали всадники. Возглавлял их копьеносец со знаком первого престолонаследника на пике, устремленной в небо[20]. В нескольких шагах от него подгонял чистокровного скакуна аль-Амин, одетый в официальный костюм Аббасидов. Живописную группу завершали рабы верхом на верблюдах.

Всадники доскакали до Нижнего моста, перебрались на левый берег. Встречные путники склонялись ниц. Аль-Амин, свежий и бодрый, щедро раздаривал покровительственные улыбки и разбрасывал дирхемы.

Зубейда поджидала сына. Расстояние между дворцами было не столь уж велико. В который раз она прикинула, сколько нужно времени, чтобы покрыть его. Она заранее придумала, чем обрадовать единственного сына — ведь в нем были все ее надежды и чаяния. Дорожки, по которым он должен был пройти, рабыни усыпали только что сорванными цветами и базиликом.

Принять аль-Амина Зубейда решила в зале с куполообразным потолком сандалового дерева, покрытым затейливой росписью. Стены были задрапированы шелковыми занавесями, вверху они были стянуты золотыми кольцами, внизу распущены, так что легко было прочесть вышитые на них стихи и поговорки. На полу лежал яркий ковер, в середине его павлин веером распустил хвост, глаза у павлина — огромные яхонты, на хвосте — золотые и серебряные пятна, по бокам вытканы изречения. Ковер предназначался для персидского шаха и когда-то украшал его охотничью коляску. Пахло благовониями — в расположенном напротив входа пышном ложе были запрятаны мускус и амбра. Перед ложем на армянском ковре множество привезенных из Армении и расписанных известными мастерами сафьяновых подушек. Одно это убранство стоило пять тысяч динаров[21]. На сводчатых окнах висели тончайшие занавески, по углам высились золотые подсвечники-минареты с благовонными свечами, повсюду были разложены дорогие безделушки. Зал выглядел богато.

Глава XXXV РАБЫНИ, ОДЕТЫЕ МАЛЬЧИКАМИ

Перед воротами парка всадники лихо осадили лошадей. Поджидавшие их прибытия слуги помогли аль-Амину спешиться. Он пошел, ступая по живым цветам. Ноздри, еще не прочистившиеся от дорожной пыли, защекотали топкие ароматы.

Впереди, как и требовалось, с эмблемой на пике шествовал копьеносец. И, только приблизившись к парадной лестнице, до которой навстречу сыну ужо спускалась нетерпеливая Зубейда, он отошел в сторону, пропуская первого престолонаследника. Аль-Амин порывисто обнял родительницу, поцеловал руку, не преминув про себя отметить, что за время, пока они не виделись, мать еще больше располнела, рука у нее стала толще, пальцы обмякли, щеки округлились, двойной подбородок навис над толстой шеей. Лишь глаза, огромные, жгуче-черные и живые, да правильной фораты, тонкий, с горбинкой нос и яркие губы маленького рта принадлежали прежней Зубейде.

— Ты прекраснее всех на свете, да хранит аллах твою красоту! — воскликнул аль-Амин и добавил, только теперь замечая более чем скромный наряд матери. — Но как ты одета?

С плеч до пят Зубейда была закутана в пурпурное шелковое покрывало, которое на талии перехватывал золотой пояс с пряжкой, украшенной единственным драгоценным камнем.