— Да… Поистине, это дорога в никуда. Я уже давно понял, что жизнь — это не более чем цепь случайных и очень непредсказуемых событий. Взять хотя бы нас с вами, к примеру. Мы живы, значит, надо двигаться куда-то вперед. Продолжать жить со своим горем. Мой психотерапевт, кстати, объяснил мне, откуда у меня вдруг появились симптомы обсессивно-компульсивного расстройства, все эти неврозы, навязчивые состояния и прочее. После смерти Джек я словно с цепи сорвался. Потерял всякий контроль над собой. Вот в последнее время стараюсь как-то компенсировать. Но, наверное, даже немного перестарался по этой части. Впрочем, я чувствую себя гораздо лучше. Даже вот позволил себе сегодня бокал шампанского после девяти вечера. — Вильем слегка пожал плечами. — Как бы то ни было, Алли, а малыш учится ходить заново. Да, именно так, учится ходить…
— И замечательно. А как полное имя Джек?
— Жаклин. В честь Жаклин де Пре. Ее отец был виолончелистом.
— Когда вы впервые упомянули имя Джек, я подумала, что речь идет о мужчине, а не о женщине…
— Ага! Вот вам еще один пример формы моего самоконтроля. И ведь работает же… Во всяком случае, защищает от избыточного внимания со стороны чересчур назойливых женщин, которые изредка попадаются на моем пути. Стоит мне упомянуть имя своего партнера — Джек, и их тут же как ветром сдувает. Я, конечно, не рок-звезда какая-то, но и у меня, как у всякого концертирующего пианиста, тоже имеются свои поклонницы и даже обожательницы. Пожирают меня глазами, а после выступления пристают с просьбами продемонстрировать им свой… как бы это поделикатнее выразиться, инструмент. Одна пылкая дама с неуемной эротической фантазией даже предложила, чтобы я сыграл для нее Этюд № 2 Рахманинова абсолютно голым.
— Надеюсь, вы сразу догадались, что я не из числа таких дам?
— Конечно! Более того…
Мы остановились возле входа в отель, и Вильем снова оглянулся назад, взглянул на залив, прислушался к тихому прибою.
— Более того… У нас с вами все как раз наоборот. Снова повторюсь. Мое приглашение на ужин было крайне неуместным. Впрочем, это так типично для меня. — Вильем угрюмо вздохнул. — В любом случае благодарю вас за чудесное выступление. Надеюсь, и в будущем мы с вами останемся на связи.
— Вильем, это мне надо благодарить вас. Ведь это вы снова вернули мне музыку. А сейчас мне пора укладываться спать. Глаза слипаются сами собой. Иначе я рискую уснуть прямо здесь, на тротуаре.
— Завтра я улетаю первым утренним рейсом, — сообщил Вильем, когда мы с ним зашли в пустой вестибюль гостиницы. — У меня в Цюрихе целая куча дел. Всякие организационные вопросы… Все надо порешать… Том торопит, настаивает на том, чтобы я как можно скорее влился в их коллектив.
— А когда вы вернетесь сюда?
— Где-то в конце октября — начале ноября, чтобы успеть подготовиться к концерту в честь столетия со дня смерти Эдварда Грига. Вы еще будете в Бергене? — поинтересовался он, когда мы остановились перед лифтом.
— Пока не знаю, Вильем, — честно призналась я.
— Тогда… — Мы вошли в кабинку лифта и нажали каждый на свой этаж. — Вот вам моя визитка, так, на всякий случай. Дайте о себе знать. Хочу быть в курсе того, как у вас в дальнейшем будут складываться дела.
— Обязательно! — пообещала я.
Лифт замер на его этаже.
— До свидания, Алли.
С этими словами Вильем одарил меня мимолетной улыбкой, слегка поклонился и вышел из кабинки.
Десять минут спустя я отключила ночник возле своей кровати и подумала, что
36
— Приветствую вас у себя дома! Проходите! — Том широко улыбнулся, открывая дверь в свой Фроскехасет. Я вошла в прихожую. — Пожалуйста, сюда! В гостиную. Что будете пить?
— Стакан воды, если не возражаете.
Том вышел, а я в это время стала разглядывать комнату. Несколько причудливый декор, выдержанный, как я догадалась, в традиционном норвежском стиле. Много домотканых вещей, и все очень уютно. Большое количество разнокалиберных кресел, диван с высокой спинкой, на которую наброшено кружевное покрывало. Вся мебель сгруппирована вокруг огромной чугунной печи, которая наверняка способна согреть дом в любые морозы. Единственная вещь, выбивающаяся из общего стиля, — черный лакированный рояль возле эркерного окна, выходящего на великолепный фьорд, раскинувшийся внизу.
Я поднялась со своего места, чтобы получше разглядеть многочисленные фотографии в рамочках, расставленные на крышке бюро, примостившегося в дальнем углу комнаты. Довольно безобразный образчик мебели в стиле псевдорококо. Одна фотография особо притянула мое внимание: возле фьорда мальчуган лет трех, скорее всего, Том, сидит на коленях у женщины. Мать и сын запечатлены в яркий солнечный день. Оба улыбаются во весь рот, у обоих огромные выразительные глаза, которые буквально светятся изнутри. Когда в гостиной снова появился Том, я тут же заметила очевидное сходство хозяина дома с тем малышом.