Сестра ветра

– Оно и правильно, правда? Если тебе надоела, так, может, кому другому сгодится?

Аэлло не ответила, только сверкнула глазами.

– Ты кушай, кушай, – спохватилась хозяйка и подвинула Аэлло поближе блюдо с румяными ватрушками.

– Вы только рассказывайте, – попросила Аэлло. – Очень интересно.

– Значит, понаехали они, южане-то, и ну жить, как привыкли. Ругается такой с женой, мол, будешь перечить, продам тебя! А женка в ответ ему – а что же, продавай. Женщины наши одни никогда не были. Слава-то о красоте, силе и плодовитости она знаешь, сколько мужиков сюда согнала?

Аэлло помотала головой, встряхнув кудряшками.

– Волосы у тебя – чудо, – проворковала Лада, и поцокала языком. Протянула руку, осторожно потянула пружинку. – А наши бабы на палочки завивают, чтоб так было.

Знала бы она, как неудобно с этими кудряшками! Вечно путаются, мешают, не расчешешь вовремя – и как дом на голове!

Лада тем временем руку отняла, продолжила рассказывать.

– Мужики значит, слово держат, поволокли жен на площадь, продавать. Ну и что ты думаешь!

– Думаю, сразу всех раскупили, – сказала гарпия.

– Правильно думаешь, – согласилась Лада, кивая. – Только с тех пор обычай этот изменился. Его вообще отменить хотели, но женское население взбунтовалось. Хотим продаваться, и все тут. Каждая имеет право быть проданной. Если муж в чем не угодит, изволь, веди на площадь!

– Но ведь это унизительно!

– Э, дорогуша, да ты совсем дите еще, жизни не знаешь. Поживи с мое, – назидательно сказала Лада.

– И вас тоже? Продавали? С веревкой на шее?

– А как же?

Женщина удивилась, и даже как будто обиделась.

– Мой Симон-то у меня третий. До этого с Ильтом жила, он хоть и купец, а все же не так меня баловал, как Сима… Скупой, я тебе скажу, не то слово! А до этого и вовсе с пастушком, Репой, ну, я молодая была, как ты, глупая. Очень он убивался, когда продавал меня. Даже плакал! Все смеялись над ним, бездушные. Но зато Сима сейчас с меня пылинки сдувает, обидеть боится.

Слава ветру, вернулся Август, и словоохотливая хозяйка оставила их одних. Аэлло почувствовала, как у нее начал дергаться глаз.

Август вмиг набросился на угощение – хозяйка, как обещала, поставила на стол гуся в яблоках, молодую картошку с маслом, аппетитно посыпанную укропом, запеченные овощи.

– Мм, как же вкусно! – только и смог промычать Август, расправляясь с покрытой золотистой корочкой, гусиной ножищей. Такое ощущение, что проглотил бы, если бы не кость. Принимаясь за вторую ногу, истекающую ароматным соком, снова промычал что-то невразумительное и поднял вверх руку с оттопыренным пальцем. Аэлло поняла, что люди так выражают одобрение.

Хозяйка ответила Августу теплой, почти материнской улыбкой, но Аэлло, обернувшись к ней, вздрогнула.

Взгляд Лады холодный и какой-то слишком пристальный. Чересчур назойливо елозят ее глаза по мощным, вздувающимся буграми мышц, плечам Августа. Заметив, как мечтательно растягиваются красные губы, гарпия нахохлилась.

Слюдяные оконца перестали пропускать свет, несколько молодых женщин в сарафанах в пол зажгли свечи, с ярким, ровным светом. Сразу стало по-домашнему уютней и как будто теплее.

В трактир начала стекаться публика. Аэлло отметила, что гости – в основном мужчины. В не расшитых камизах. Те, которые женаты, дома сидят, берегут свои сокровища, подумалось Аэлло.

Гарпия заметила, что все как будто ждут чего-то, рыскают голодными глазами по залу, поглядывая на лестницу.

Чего они ждут? – подумала Аэлло.

И вскоре узнала, чего. Точнее, кого.

На мгновение разговоры стихли, затем раздался свист и восторженный гул.

Перестав жевать, пить из пузатых ледяных кружек, пялиться на снующих с подносами румяных подавальщиц, все присутствующие обернули головы к лестнице.

Аэлло тоже взглянула на лестницу, и у нее даже дыхание перехватило. Краем глаза гарпия отметила, что и Август жевать перестал и салфеткой вместо губ лоб вытер.

Девушка на лестнице словно сошла с небесного полотна.

Гладкие, как шелк, волосы струятся золотистым покрывалом чуть не до колен. Высокий лоб украшен красно-белым узорчатым очельем, золотые монеты и гроздья красных бусин спускаются на виски.

Лицо белое, маленький нос задорно торчит вверх, на губках бантиком красная краска. Хороши и глаза – голубые, в длинных ресницах, пронзительные, почти русалочьи. Красный сарафан с золотыми птицами с трудом сдерживает полную грудь, под ним белая камиза. Лебединую шею обнимает ожерелье из золотых монет.

Красавица вздрогнула, замерла, словно не ожидала увидеть в вечернее время полный зал посетителей, красные губы растеряно расползлись в улыбке. С видом радушной хозяйки она принялась медленно, чеканя каждый шаг, спускаться по широким ступеням.

Насытилась вздохами и охами, ревниво подумала гарпия. И ведь идет, как плывет, даже смотреть противно.

Хозяйка, Лада, всплеснула полными руками, кинулась к лестнице, причитая.

– Доченька, моя, кровинушка, Насьюшка моя ненаглядная!

– Здравствуйте, матушка, – тихо и мелодично, так, что Аэлло даже скривилась, почти пропела краса.