Сестра ветра

– Это мы с Бруни греемся! – пояснила Аэлло, продолжая быстро, прижимисто махать крыльями, чтобы удержаться в воздухе, но ненароком еще чего не разбить. Еще набегут на звон!

– Понятно, – протянул Август и озорно усмехнулся. – Решили в отместку трактир им спалить. Есть за что, но не стоило!

– Август!

– Пролезть сможешь, если крылья сложишь? Я тебя за руки возьму и вытяну.

– Да вроде смогу, – кивнула Аэлло. – Сейчас только Бруни возьму.

Бруни уже принялся подпрыгивать внизу, перебирая тонкими ножками в сумке.

– Погоди, – сказала ему Аэлло, подбегая к наполовину сгоревшей кадушке. – Пожара им здесь точно не хватало, хоть они и гады.

Взлетела, Август принял сумку с фэйри, затем протянул руки Аэлло.

Взять кого-то за руки и сложить крылья, пусть и невысоко – это как-то жутко… не страшно, конечно, но все же тревожно.

– Ну же, – поторопил ее Август. – Не бойся! Ты, поди, легкая, как пушинка, небось, удержу!

Сердце так и зашлось, а еще отчего-то бросило в жар, когда их ладони встретились.

– Крылья сложи, – с улыбкой сказал Август. – Застрянешь.

Аэлло крепко зажмурилась, и одним махом сложила крылья.

Резко качнуло вперед, и она уперлась ногами в каменную стену, чтобы не удариться. Август рванул вверх, вытаскивая ее из окошка, жалобно затрещала ткань платья, что-то острое и колючее впилось в кожу, проехавшись чуть не по всему телу, а потом Аэлло оказалась снаружи.

Теплый после подвала воздух дохнул в лицо, растрепал кудри, ноги и живот налились неприятной тяжестью, руки стали ватными, и Аэлло села на землю.

Сквозь огромную дыру в платье выглянула ободранная коленка.

– Мое платье! – горестно воскликнула гарпия, и Август приложил палец к губам, мол, тише.

– Конечно! – стараясь говорить тише, но все же сварливо сказала Аэлло. – Тебе-то в рваном платье не летать, не позориться! Видит ветер, хуже побирушки!

Последняя фраза почему-то жутко насмешила Августа, он дернул головой, так, что челка упала прямо на лоб. Губы парня растянулись в глупой улыбке, даже рот приоткрылся, но вместо смеха он икнул, а нижняя челюсть отъехала чуть вбок.

После темени подвала свет луны освещает улицу, почти как солнце сквозь тучи, и Аэлло увидела, как глаза Августа закатились, и парень медленно осел на землю.

***

Прямо в лицо Аэлло ухмыльнулся человек с длинным коромыслом.

– А я говорил, что он непременно за девкой своей сунется. Ведь нелюдина – она нелюдина и есть, коли кого околдует, так это навсегда!

С приоткрытых от изумления губ гарпии сорвался резкий свист, но обернуться в боевую форму она не успела.

Что-то тупое и тяжелое столкнулось с затылком, в голове зазвенело, и ровный серебряный свет луны куда-то делся.

Аэлло не вполне утратила сознание, она чувствовала, как что-то обдирает кожу, нестерпимо болит затылок, словно его поджаривают на костре, что-то острое то и дело впивается в тело. И крыло пульсирует – правда, непонятно какое, правое или левое, а еще почему-то нестерпимо хочется пить, прямо горло дерет, распухший язык чуть не вываливается изо рта.

Через пелену темноты и боли доносятся голоса, и гласные звуки неприятно растягиваются, поэтому Аэлло подумала, что все это ей снится.

Спустя минуту звуки, наконец, обрели былые формы, и Аэлло смогла разобрать – говорят двое мужчин, голоса хриплые, неприятные. А самое неприятное то, что говорят о ней.

– Сюда, сюда ее, ага, неча трепыхаться. Ишь, задергалась!

– Будет знать, нелюдина, как резать наших девок.

– Так ведь не она-то зарезала-то, вроде!

– А ты там был? Зенками своими видел? То-то!

– Верно, верно говоришь. Да один хрен – чужачка! Что от нее ждать? А пускай другим неча будет.

– Слышал, в Трескане чучельник живет, он всякую нечисть собирает, безбожник.

– Сдурел? В Трескан ее волочь! На костер и хрен с ней! Крылья, поди, знатно заберутся! Ишь! Пуховые.

– Ага, пуховые, как же, смотри, пальцы свои глупы̀е не обрежь!

Голоса звучат все отчетливей, все громче, а еще стало понятно, что ее волокут по земле, крепко ухватив за волосы, лицом вперед и вниз.

Аэлло попыталась пошевелиться, но не понятно, получилось, или нет. Кроме боли и страха, она ничего не чувствует.

– Смотри, трепыхается! Ишь, бороздка от крыла, глянь!

– Трепыхается? Так мы это поправим! А Зната нам сколько хочешь отвара нальет, хоть по три кружки, за золу от нелюдины.

Волосы Аэлло отпустили, и она упала лицом в землю, от острой боли, пронзившей переносицу, из глаз брызнули слезы. Крепкие пальцы схватили запястья и рванули вверх, выламывая руки.

– А ей на кой зола с нечисти? Чай травница, а не колдунья?

– Руки, ага, подержи-ка повыше, та-ак, правильно, поверх крыльев надо завязать, тогда ниче, не трепыхнется.

Запястья плотно сжали, по ним скользнула прочная веревка, больно впиваясь в кожу. Вроде только начали связывать, но так крепко, что Аэлло ощутила, как у нее немеют пальцы. Тем временем тот, кто говорил, продолжал.

– А я знаю, на кой ей эта зола? Говорит, серьезный человек попросил, большие деньги сулил.

– Какой такой большой? Не из наших, что ли?

– Какой там, из наших. Говорит совсем иноземного вида. Там люди, знаешь, нашим детишкам по пояс.