Сестренки

Странный, изнеженный юноша чем-то привлекал ее. Его то было жалко; то он раздражал. В доме тети Лиды он казался чужим, лишним, и это чувствовали все, и Кадри тоже. Наверное, это было ей обидно: ведь Исаака приняли сразу, и маленького Марка все обожали. Кадри не подавала виду, но Анюта все понимала.

Миша был лишним, и Анюта как-то подумала, что была бы рада с ним встретиться и поговорить отдельно. Может быть, он снова сказал бы что-то такое, как Жорж Борман, и она бы что-то вспомнила, как тогда.

Как-то раз он ей приснился – они шли по какому-то парку, он держал ее за руку, сон был странный, тягучий, проснулась она с чувством неловкости и решила перестать заниматься ерундой: поехала на пляж с Марком и тетей Лидией, вечером оставила мальчика с Кадри, а сама повела тетю Лидию в кондитерскую. И потом она старалась проводить время с ними, водила мальчика по музеям, с тетей Лидой ходила по магазинам или собирала всю компанию и отправлялась к морю.

Анюта с удовольствием осталась бы в Таллине еще, но Марк стал скучать по отцу, и в начале августа они уехали домой.

Анюта вернулась веселой, отдохнувшей, и после поездки она была уверена, что сразу забеременеет, и на этот раз все будет хорошо. Но шли месяцы, ничего не происходило, и она постепенно стала впадать в отчаяние. Вспоминая голодные годы в Петрограде, потом болезнь в доме тети Марты, Анюта начинала думать, что все дело в тех событиях, что она по сей день нездорова, потому и не получается иметь ребенка. Она сделалась мнительной, каждое утро замеряла температуру, при малейшем кашле укладывалась в постель, отгоняя Марка:

– Я больна, отойди…

Исаак вновь привел врача, тот не нашел никаких отклонений; Анюта не поверила. Она чувствовала себя слабой и никчемной, начала сторониться мужа и Марка. Исаак написал тете Лидии, но она не могла приехать: как раз тогда в Эстонии произошел переворот, было неспокойно, и тетя Лидия побоялась, что не сможет вернуться.

Как-то, гуляя, Анюта увидела детей из приюта. Придя домой, она спросила Исаака:

– Может быть, нам усыновить ребенка?

Он растерянно покачал головой:

– Не знаю, Анюта. У меня же есть Марк… То есть у нас, Анюта, у нас!

Анюта повернулась и вышла из комнаты.

Тем вечером она долго думала о том, что ребенок, по сути, нужен ей одной. У Исаака, действительно, был Марк. Марица, надо думать, не жаждала дополнительной работы, которая неминуемо появилась бы с появлением младенца.

– Я хочу вернуться домой, – сказала она вечером.

– Я сказал глупость, – жарко заговорил Исаак, – я, как и ты, хочу еще ребенка или нескольких. Если ты хочешь приемного – ну что же, давай возьмем!

Это намерение осталось разговорами. Исаак согласился на приемного ребенка, но никаких действий не предпринимал и сам об этом не заговаривал. Анюта написала о своих планах тете Лидии, надеясь, что та ее поддержит, но та ответила совсем не так, как ожидалось. Она писала, что у Анюты есть ребенок, Марк, о нем можно заботиться, растить, любить. Разве его мало?

Ты пишешь, что хочешь своего ребенка, писала тетя Лидия. Что значит – своего? Марк твой, он зовет тебя мамой и обожает так, как редко любят родную мать. Разве ты не считаешь его родным сыном? Почему тогда ты думаешь, что родным тебе станет ребенок из приюта?

Моя дорогая девочка, подозреваю, ты просто хочешь испытать все это – счастливую беременность, роды, то чувство, когда ребенка впервые кладут тебе на грудь. Но приемный ребенок этого не даст.

Когда я увидела тебя, то сразу прониклась симпатией. Ты была хорошая, милая девочка, мне было легко и приятно с тобой. Но до той материнской любви, которую я испытываю к тебе сейчас, было еще далеко.

Мой тебе совет – подождать. Ты молода, доктор уверяет, что ты здорова. Может быть, посети другого врача, съезди на воды. А самое главное – наслаждайся жизнью, мужем, сыном, прекрасным городом, в котором ты живешь. Займись чем-нибудь, отвлекись.