Сестренки

– Подумайте, – продолжил мужчина, – у меня в Будапеште есть сын и дочь; мальчику не будет скучно, я сумею дать ему образование. Вам же надо подумать и о себе: вы молоды, наверняка захотите еще раз выйти замуж.

Анюте показались странными его слова: она только что стала вдовой, мало что понимала от горя, а этот человек уже говорит о новом замужестве! Но она решила, что это просто здоровый практицизм, свойственный этому народу, и покачала головой:

– Исаак вступил в новый брак и был счастлив, несмотря на мальчика. Думаю, что и мне сын не будет помехой, захоти я выйти замуж. Пока же не будем и вовсе об этом говорить.

– Не будем, – покорно сказал мужчина.

От тети Лиды с опозданием пришло письмо:

Дорогая моя девочка, сказать, что мы потрясены – не сказать ничего. Он был такой чудесный человек, о лучшем муже для тебя и мечтать не приходилось. Мне неимоверно жаль его, но еще больше жаль тебя. Как ты будешь там одна, моя девочка? Разберешься ли ты сама со всеми делами, с банком, домом, воспитанием Марка? Конечно, ты умница, но согласись, что до недавнего времени почти всем занимался наш бедный Исаак…

Боюсь, что и я тебе не подмога, дорогая Анюта. Приехать к тебе я не могу: не могу оставить Кадри.

Послушай меня, дорогая девочка. Может быть, ты приедешь к нам? Скоро лето; Марку ты сможешь нанять учителя, он выучит эстонский и сможет пойти в здешнюю гимназию. Твоих денег, полагаю, хватит, чтобы снять квартиру рядом со мной.

Но, может быть, я фантазирую. В любом случае помни, что я всегда тебя жду.

Обними моего внука и передай ему, что бабушка его любит.

Крепко обнимаю тебя,

Тетя Лидия

Поначалу Анюта не приняла это предложение всерьез. Оставить Дебрецен, особняк, привычную природу, Марицу? Это казалось странным и невозможным, и Анюта продолжила свою прежнюю тихую жизнь – только теперь уже на положении вдовы.

Первые месяцы были невыносимы, она часто плакала и говорила Марице:

– Мне кажется, что мне суждено терять всех, кого люблю. Сначала мама, папа, сестра, не смогла родить ребенка, теперь вот муж… Что я за несчастный человек, Марица!

Но время шло, и Анюта с удивлением стала отмечать, что горе уходит, она скучала по мужу, думала о нем, но испытывала тихую, светлую грусть, часто смеялась смешным воспоминаниям.

– Исаака я, по крайней мере, помню, – говорила она Марице.

Не замечала она и финансовых трудностей. Строительную фирму Исаака она отдала в управление еще при его жизни, денег на счете было достаточно, их почти не тратили, поскольку книжки-картинки приносили небольшой, но постоянный доход. Жили они с сыном достаточно скромно, но все же ни в чем себе не отказывая. Пару раз в год непременно выбирались в Будапешт, навестить родственников Исаака, особенно она подружилась с его кузеном, Максом. Будапешт очень нравился Анюте, они ходили в театры, осматривали музеи, катались на кораблике по Дунаю, гуляли на острове Маргит. Летом же они обязательно на месяц выезжали в Таллин.

Этих поездок Анюта всегда особенно ждала. Тетя Лидия не менялась – по-прежнему служила, в ее крохотной квартирке был порядок и уют. Она очень радовалась своим «венграм», как она называла Анюту и Марка.

Кадри по-прежнему жила с мужем, и к этому все привыкли, смирились и почти принимали за своего. В приезды Анюты они часто являлись в гости, и Анюта с радостью слушала рассказы Мишеля о России, о Петрограде. Наверное, он сам мало уже что помнил; но и тех его воспоминаний хватало. Он рассказывал о гимназии, о трудовых школах; о кондитерских, а потом сразу же говорил о голодных годах первых лет после революции. Анюта слушала его и куда-то уплывала: ей казалось, что она помнит какую-то школу, холодный город, чьи-то руки, разрезающие хлеб.

Настал тридцать восьмой год; Анюте исполнилось двадцать восемь, Марку – тринадцать. В своей маленькой семье Анюта совершенно не замечала, что происходит, газет она не читала, и потому была очень удивлена, когда Марк вернулся из школы с заплаканными глазами.

– Что случилось? – перепугалась она, – плохая отметка? Что такое?