Сестренки

Мальчик отворачивался, закрывался, но потом все-таки рассказал: несколько мальчиков в гимназии набросились на него, отобрали учебники, выкинули шапку, кричали, что он еврей.

Анюта ничего не поняла:

– Ну да, ты еврей… Папа же был еврей!

На следующий день она отправилась в гимназию, где у директора возмущенно рассказала о произошедшем. Тот обещал наказать мальчиков, заверил, что такого больше не повторится.

Вечером того же дня в гости приехал Макс. Анюта со смехом рассказала ему про глупых детей, но тот остался серьезным.

– Анна, – сказал он, – вы, я вижу, не особенно интересуетесь происходящим. Вы не слышали о законе, принятом Миклошем Хорти?

Анюта неуверенно покачала головой. Кто такой Миклош Хорти, она, конечно, слышала, но что за закон? Макс объяснил ей: этот закон направлен против евреев. Предписано уменьшить число евреев в каждом торговом предприятии, прессе, среди врачей, юристов, инженеров.

– Что это значит? – спросила Анюта, – не понимаю!

– Наш народ всегда подвергался гонениям, Анна, и мне кажется, что этот новый виток. Недавно приехал наш дальний родственник из Германии; там дела обстоят совсем печально. И то, что происходит в гимназии у мальчика… вам надо как-то обезопасить его.

Он уехал, Анюте снова стало казаться, что все в порядке. Но это было не так: как-то на вокзале она увидела семью: растерянных взрослых, плачущих детей, подошла спросить, не нужна ли помощь, и узнала, что они бежали из Германии, где на евреев давно идут постоянные гонения. Семья эта какое-то время жила у нее в особняке, потом Макс помог им устроиться в Будапеште.

Эти люди были не единственными беженцами, встреченными Анютой. В Дебрецене их было немного, но Анюта знала, что в основном приезжают в Будапешт, и стала каждый месяц посылать Максу небольшую сумму.

Пожалуйста, дорогой кузен, помогите этим несчастным людям, лишенным родины! – писала она в письмах.

Вспоминая рассказы той семьи, Анюта нарисовала новую книжку: собаки решили, что кошки – плохие животные, стали обижать их, не выпускать на улицы, заставлять носить особые желтые ошейники.

Разве это правильно? – спрашивала она в своей книжке. Разве могут быть собаки лучше кошек, разве справедливо обижать кого-то?

Редактор в издательстве, просмотрев картинки, замялся.

– Госпожа Шпиро, – сказал он наконец, – вы знаете, как я уважаю вас. Я хорошо знал вашего мужа, у вас прелестный сын. Но… прошу простить меня, неужели вы не понимаете, как неуместны сейчас эти картинки и эта книжка?

Анюта кивнула, забрала папку и пошла домой.

Она и сама не знала, что хотела сделать. Остановить это безумие своими неумелыми картинками, которые почему-то очень нравятся детям?

Стояла весна. Анюта подумала и пошла в парк, затем углубилась в лес. Сев на поваленное дерево, она задумалась.

В одном из учебников Марка она вычитала, что великие писатели, художники, музыканты влияют на умы и чувства людей, делают их лучше, благороднее. Так ли это? Ни одной книжке, ни одной опере не удалось остановить войну. Пригретая ею семья рассказывала о том, что их сосед плевал каждое утро им на порог. Наверное, этот человек читал и Гейне, и Гете, и Шиллера, и слушал музыку, и смотрел картины!

Марку она запретила говорить о том, кто его отец:

– Твоя мать была русской, я тоже русская. У евреев кровь определяется по матери, я узнавала.

– То есть я русский? – спросил Марк.

– Не знаю, – с отчаянием отвечала Анюта.

В другой день Марк пришел с новым известием:

– Мамочка, я сегодня видел книжку в гимназии, у мальчика из нашего класса приехал дядя, привез показать. Там про то, что евреи должны отправляться в Палестину. А как же мы с тобой? Ведь ты не еврейка?

Скоро был принят еще один закон, еще более ограничивающий права евреев. Макс с семьей собрался в Палестину; другие родственники уезжали в Америку. Накануне отъезда Макс приехал в Дебрецен.

– Боюсь, Анна, что Гитлер затевает войну, все говорят об этом, – говорил он, – даже не знаю, что вам делать… Мне страшно оставлять вас тут, но и чем-то помочь я тоже не могу… Каким будет наше путешествие, и что ждет нас там?

Анюта со страхом слушала его. Теперь, когда она больше интересовалась происходящим, будущее пугало ее.

– Я могу уехать в Эстонию, – неуверенно сказала она, – там моя семья.

– Там рядом Советская Россия.

– Но это моя страна.

– Простите меня, Анна, но нет страны, которую вы могли бы назвать своей. Иногда мне кажется, что наш бедный Исаак неслучайно вас выбрал…

– Вы хотите сказать, что я такая же гонимая, как весь ваш народ? – улыбнулась Анюта.

Макс улыбнулся в ответ. Прощаясь, он записал адрес тети Лидии в Таллине:

– Если вы решитесь на переезд.

Тем же вечером к Анюте пришла встревоженная, опечаленная Марица. Она показала телеграмму и рассказала, что ее сестра в Токае тяжело заболела, видимо, был удар. Сестра совсем одна, ее дочь служит в Будапеште, приехать ухаживать за матерью не сможет.

– Боюсь, госпожа, мне придется вас покинуть, – горько говорила Марица, – я никогда не думала, что расстанусь с вами и мальчиком… но бедная моя Жужа…