Сестренки

– Не хотите же вы сказать, моя милая, что не понимаете, откуда мне на ум пришли эти имена? Конечно же, это Пушкин, «Евгений Онегин». Но дело не только в великом русским поэте. Так звали двух старших дочерей нашего последнего царя, они, как и вся семья, были убиты в Екатеринбурге…Мишель, согласись же, что мы должны назвать так наших девочек…

– Нет уж, – решительно сказала Кадри, – называть детей в честь убитых девушек… Я не суеверна, но так, пожалуй, и в самом деле можно накликать злую судьбу… Какое твое любимое женское имя, Анюта?

– Лидия, – не думая, сказала Анюта, – если бы я родила девочку, то назвала бы ее Лидией, в честь мамы.

– Лидия… ну вот, первую назвали! – обрадовалась Кадри.

Пришел Мишель, Кадри сказала ему о своем решении.

– Что же, назовем дочерей в честь бабушек, – согласился он.

Мать Мишеля звали Екатериной; в Эстонии это имя принято было сокращать в Кадри. Мишель называл ее Катя, Кадри переделала в Кати. Вторую стали звать Лиди.

– Я, правда, не особо уверена, которая из них кто, – озабоченно говорила Кадри, склоняясь над кроваткой, – если вдруг я назову Кати – Лиди, скажется ли это на ней? Не будет ли она вспоминать свое детство как исключительно тяжелое?

В самом конце августа Марица прислала письмо: ее сестра идет на поправку, еще месяц, и Марица сможет вернуться в Дебрецен. Анюта приняла решение остаться в Эстонии на весь сентябрь, написала в гимназию Марка.

Первого сентября Гитлер напал на Польшу. Анюта растерялась: как теперь добираться до Дебрецена, она не знала.

– Хорошо, что ты здесь, – сказала тетя Лидия, – как бы ты была там совсем одна?

Поначалу Анюта надеялась, что война скоро кончится, но надежды эти быстро растаяли. Они перебрались в город. Анюта хотела было снять квартиру, но тетя Лидия отговорила ее:

– Живите со мной. Прибереги деньги! Неизвестно, что будет дальше…

Деньги и в самом деле следовало приберегать: большая часть их осталась в венгерском банке, и Анюта не знала, как их оттуда забрать. Она радовалась, что догадалась привезти некоторую сумму с собой и определить ее в банк Эстонии. Кроме того, уезжая, она забрала все драгоценности: часть из них принадлежала первой жене Исаака, часть он подарил Анюте за годы брака.

Кадри с малышками и мужем жила в деревянном доме в Каламая. Анюте казалось, что там холодно и сыро, Кадри уставала с малышками, свекровь, приходившая каждый день, совсем не помогала, лишь высказывала недовольство:

– Посмотрите, какая гора пеленок, моя милая. Дети не ухожены, Мишель, никогда дети нашего рода не лежали в мокрых пеленках…

– Полагаю, это потому, что у вас было кому их переодевать и стирать пеленки, – огрызалась Кадри.

– Разумеется, у всех моих детей была няня.

– Ну так пусть и ваш сын наймет няню своим детям!

– Ты снова упрекаешь меня, – вспыхивал Мишель, – но что я могу поделать в этой стране, в которой…

– В которой ты живешь уже двадцать лет, куда больше, чем прожил в своей России! – кричала Кадри, – что ты можешь поделать? Я тебя, наверное, удивлю, но ты мог бы пойти работать! Я не прошу няньку, но хочу заметить, что если бы не мама и не Анюта, мне часто было бы просто нечего есть!

Мишель хлопал дверью и уходил, его мать поджимала губы и тоже торопилась к выходу. Кадри хватала пеленки и несла их стирать.

– Ладно хоть водопровод в квартире! – говорила она.

Анюта отстраняла ее:

– Отдохни, я справлюсь с пеленками. А ты поспи, пока малышки спят.

Она стирала, убирала, укачивала проснувшихся девочек. Вечером прибегала на вахту тетя Лидия, и Анюта, потискав малышек, уходила домой.

Если бы не война, я уговорила бы Кадри уехать в Дебрецен, думала она. В моем доме нам всем хватило бы места – и тете Лидии, и Марку, и Кадри с малышками. Здесь из крана льет только холодная вода; там прекрасная ванная, хорошая удобная кухня…

Но уехать было нельзя – войной было охвачено уже пол-Европы, Анюта брала газеты и тут же откладывала их, повинуясь давней своей привычке не замечать неприятное.

Марка удалось устроить в русскую гимназию; на русском он говорил прекрасно, за этим Анюта очень следила:

– Твоя мать была русской, и я тоже русская. Это твой второй язык, ты обязан его знать.

С тем, что он теперь подросток, Анюта смирилась, к тому же теперь у нее были малышки. Анюта обожала их всем сердцем, возиться с ними ей было совсем не в тягость. Иногда, когда Кадри совсем падала от усталости, Анюта отправляла ее спать, укладывала малышек в колясочку и везла на прогулку. Прохожие принимали ее за их мать, и Анюта не возражала.

Иногда мелькали мысли, что она еще могла бы выйти замуж и родить ребенка. Но потом она представляла себе чужого мужчину, другую жизнь. Нет, не будет такого, как с Исааком, а другого ей не надо.