Сестрины колокола

Задача была им под силу, план понятен. Предстояло сделать около трехсот возок. Восемь саней, по четыре возки в день. Десять дней. Сперва до Фовангской церкви, там перевалка на сани больших размеров. Дальше вниз по Лосне, бесплатными пассажирами по заснувшей реке, по льду такой толщины, что не услышишь, как дышит и бьется текущая подо льдом вода. Выбраться на берег в Треттене, доехать до Лиллехаммера и снова на лед, через озеро Мьёса до Эйдсволла, где поклажу перегрузят в товарные вагоны и помчат в Германию через Швецию. Заминка вышла только с перевалкой грузов в Хамаре, потому что у разных участков железной дороги и владельцы были разные, и ширина колеи, и возчики засомневались, достаточно ли надежны товарные вагоны, чтобы доверить им такой ценный груз, ведь их тормозами управляют вручную.

Первый участок пути самый трудный. По озеру Лёснес грузы возили одним и тем же манером многие сотни лет – по крепкому, гладкому льду в северной части озера. Переезд по льду совершался споро, на ура, а вот дальше приходилось попотеть, карабкаясь по крутым склонам к Лёснесским болотам. Подвезти напрямую удавалось только легкие грузы. Сани потяжелее приходилось волочить вдоль берега до речного устья в южном конце озера. Это путь тяжелый: пар, поднимающийся над водой, инеем оседал на лошадях, преображая их в белогривых коней нечистой силы.

Ну, начали. Держа лошадей под уздцы, возчики какое-то время водили их перед сараем туда-сюда, чтобы как следует утрамбовать площадку. Утром здесь работали десять человек; ожидалось, что в течение дня подойдут еще двадцать. Вытащили сани. Возчики споро, не давая воли чувствам, вынесли разобранную церковь на снег, чтобы распределить груз сообразно его особенностям. Столетиями удерживавшие церковь столбы, старые и узловатые, того же рыжеватого оттенка, что и лошади, на белом снегу казались беспомощными и какими-то потерянными.

Ожидаемо собралась обычная толпа ротозеев, взгляды которых метались от новой церкви к сараю. Когда внушительная процессия запряженных в сани лошадей под напевный звон бубенцов съехала на лед, не сбавляя скорости, зевак потрясла не скорость езды или величественность зрелища, а сама глубинная новизна события: никогда раньше отсюда не отправлялся такой большой караван. Чугунные печки, оконное стекло, полотнища для пил были в Бутангене привозными товарами и, раз оказавшись здесь, оставались навсегда, пока не рассыплются от старости или не будут съедены ржавчиной.

Герхард Шёнауэр вел учет тому, на какие сани укладывают разные материалы разобранной церкви. Он ни на кого не смотрел, говорил мало. Профессор Ульбрихт и придворный кавалер Кастлер, облаченные в шикарные медвежьи шубы, приобретенные за большие деньги у Халлстейна Хюсе, держались поблизости.

Первые сани с грузом, принайтовленным разлохмаченными пеньковыми канатами, без промедления тронулись с места – прочь из села, в широкий мир. За ними тут же последовали вторые, не потребовалось ни указаний, ни разъяснений. Через несколько часов сани вернулись, и во второй половине дня Герхард Шёнауэр пристроился на одни, желая поехать посмотреть, как обстоят дела в Фованге. Там он тоже внес в журнал свои пометки. Один из долинных коней, здоровенный битюг, спокойный и добродушный, повадился тыкаться Герхарду мордой в спину. Герхард гладил его, и ему казалось, что гладит он обросшую шерстью гору. Местные битюги напоминали ему рабочих лошадей Мемеля, возивших к пристани бревна и доски из лесов у границы с Россией; они безучастно бродили вперед-назад всю свою жизнь, не ожидая благодарности, да и не умея принимать благодарность.

За вечерней трапезой профессор Ульбрихт, в сером костюме, с выглядывающим из-под жилета галстуком, объявил, что на следующий день они с Кастлером собираются в Лиллехаммер. Они поедут за санями, везущими портал, остановятся в отеле и займутся «культурно-историческими изысканиями в регионе». Выяснилось, что в разъездах по долинам они насобирали целый сундук трофеев. Эти сокровища, догадывался Герхард, придутся как нельзя более кстати в Дрездене, под коньячок и под байки о дальних странствиях. Узорчатая деревянная посуда, охотничьи ножи с серебряными накладками, резные вязальные спицы и ковши для муки и каши, серебряные же свадебные украшения и вышитые женские шапочки.

Поблагодарив за ужин, они вышли из-за стола, чтобы пораньше лечь спать. Герхард Шёнауэр остался сидеть. Кай Швейгорд проводил их в прихожую, запер за ними и остановился в дверях столовой.

– Посмотри на меня, – сказал Шёнауэр.

– Смотрю.

– В глаза смотри. Ты понимаешь, что натворил? Понимаешь?

– Ничего в них особенного нет, – возразил Кай Швейгорд. – Забирайте. Бронза как бронза.

Герхард Шёнауэр встал, закашлялся и подошел к Швейгорду:

– Ты думал, я рохля. Мазила трусоватый.

Кай Швейгорд фыркнул:

– Идите спать, герр Шёнауэр. Несете невесть что. Соблазнили невинную девушку, а теперь в кусты. Я это называю подлостью, и пусть колокольный звон напоминает вам о ней в вашем Дрездене.

Они неподвижно стояли, не сводя друг с друга глаз.