– Да я редко вижу таких красивых и сильных мальчиков. Ты можешь гордиться.
– Не очень-то они похожи друг на друга, да?
– Нет, не похожи. Каждый хорош по-своему. Дай-ка я поправлю подушку у тебя под спиной.
– Видите, как у него волосики вьются?
– Точно как у тебя. А у этого прямые. Как у отца?
– Дa. Как у отца. Вы там были, когда они появились?
– Я там была все время. Один из докторов упал в обморок.
Астрид ненадолго забылась.
– Фрёкен Эрьявик?
– Дa, Астрид.
– Я про наш разговор.
– Не бойся. Молоко малыши получат.
– Нет, после этого.
Акушерка поерзала на табурете и взяла Астрид за руку:
– А счастье – это, наверное, что-то недолгое, но большое?
– Дa.
– Нет, оно не такое.
– Нет?
– Оно длится гораздо дольше. И оно еще больше.
Астрид притянула детей к себе, обхватила их затылочки своими ладонями и так и заснула.
В глубоком сне прошлое и будущее разделились, и между ними открылся просвет. Там она увидела себя саму, одетую в сизо-голубое пальто из плотной ткани, на железнодорожной станции дома, в горах. Кондуктор, протянув ей руку, помог сесть в вагон и проводил до купе – маленького, чисто вымытого отсека, чуть отдающего хлоркой. Друг против друга стояли шесть глубоких мягких кресел с высокой спинкой, обитых светло-серой тканью. В том месте, где к спинке прилегала поясница, вшита подушка. Астрид расслабила руки, вытянула ноги и нашла для себя удобное положение. Разглядывала суету на перроне и радовалась тишине в купе.
Эдгара и Йеганса с ней не было, в путь собралась только она одна. Прозвучал свисток, и она почувствовала, как лопатки понемногу прижимает к спинке сиденья: это поезд тронулся, демонстрируя силу, достаточную, чтобы изменить мир. Поезд набрал скорость, они промчались по зеленому лугу и въехали на мост. Ей видно было, как поезд отражается в такой знакомой зеленой воде реки по левую сторону: длинный ряд окон, в отражении которых должно где-то быть и ее лицо, невидимое, потому что они в движении, но все равно отразившееся там. Тело гудело. Она представляла себя частью этого движения, этого постоянного стремления вперед, быстрого и равномерного, такого приятного, что когда она доберется до того места, куда едет, то почувствует себя отдохнувшей. Вперед, вперед, вперед…
Они мчались на большой скорости. Просвет увеличился, и в нем показалась другая, незнакомая страна. Весь мир открывался перед ней в окошках справа и слева. Надвигались тучи, и она плотно завернулась в пальто, и вот они уже под самыми облаками, и она вжала было голову в плечи, но спохватилась, вспомнив, что в поезде тепло и сухо, непогода здесь не страшна. Капли воды наискось скользили по оконным стеклам, и вскоре погода наладилась.
Потом она оказалась в гостиничном номере. День клонился к закату, небо темнело, окутывая сумерками незнакомый город за окном. Она вышла на улицу и увидела, как один за другим загораются желтым неверным светом два уходящих вдаль ряда фонарей, все дальше и дальше от нее; фонари висели на металлических столбах и обрисовывали в темноте повороты дорожки. Астрид нерешительно ступила на нее, но остановилась под фонарями, разглядывая проходящих мимо людей. Потом пошла по этому светлому пути, который привел ее к реке. Фонари на ее берегах отбрасывали на поверхность воды подрагивающий отсвет. Лицом к воде стояли памятники знаменитым людям. Она прошла между ними к мерцающим силуэтам скульптур на поверхности реки. Тут пробил церковный колокол, и она увидела в маленьком озерце отражение деревянной церкви из Бутангена. Снова зазвонил колокол, и в звучащем мираже, сплетающемся из нот, Астрид послышался отклик его далекой сестры.
Муравьи да мушки, вот кто мы такие
– Я думал предложить господам сигары, – сказал епископ Фолкестад. – Это не значит, что мы с вами такие уж гедонисты. Но это дело стоит отметить.
В пасторской усадьбе Бутангена сидели за столом пятнадцать празднично одетых мужчин. Они откушали обед из четырех блюд, среди которых был бульон с мясными фрикадельками и коровий язык с овощами, выслушали девять речей и провозгласили столько же тостов, каждый раз умеренно выпивая. Фолкестад продолжал:
– Вот скажите, господин Швейгорд: сколько времени вы уже здесь? Три года?
Кай Швейгорд поднял взгляд от недоеденного ромового пудинга:
– Только-только два, господин епископ.
– Два? Да, действительно. И это тем более впечатляет! Сколько вы всего успели! Какое благолепие – находиться в новой церкви. Наблюдать, как прихожане осматривают ее с удовлетворенным изумлением. Надежные столпы веры, которые понесут ее в будущее. Звонница, правда, странновато выглядит без колоколов, но ей ведь нашли применение в качестве… м-м-м… покойницкой. Ну что же, теперь будет уместно отметить ваш личный вклад в это дело. Господин бургомистр, господин управляющий сберегательного товарищества, высокочтимые гости, поднимем же бокалы за Кая Швейгорда!