Сестрины колокола

– Дa? Это кому же?

– Вам лучше дождаться утра, когда все придут.

Из комнаты рядом слышались голоса, и голоса эти перекрывал то ли рык, то ли клекот.

Кай кивнул в сторону комнаты, где лежал Йеганс, и спросил:

– А чем же его кормят? Ну, откуда молоко?

Женщина удивленно посмотрела на него:

– Кормилица приходит, как же еще.

Подошла акушерка постарше и сказала, что, если у него еще остаются тут какие-то дела, лучше подойти днем.

– Вы же слышите, мы все заняты на родах, – сказала она. – Для этого мы здесь и находимся.

Проводив Кая Швейгорда к выходу, они заперли за ним дверь.

* * *

Собираясь, он впопыхах не захватил с собой багажа. Заселился в пансион, а с утра, посетив цирюльника – он оказался первым клиентом, – прямо от него отправился в Родовспомогательное заведение.

– Вы же Швейгорд, дa? – спросил распорядитель. – Кай Швейгорд?

– Да, это я.

– А… Мне передали, что вы заходили. И я правильно понимаю, что вы желаете забрать тело и захоронить его дома?

– Дa. И еще я хочу оплатить кормилицу, чтобы она сопровождала ребенка в поездке. Я отвезу его на хутор к родителям его матери, пусть растет там.

– Они согласились? – спросил распорядитель. – Заниматься ребенком?

– Разве вы не так же поступили бы? – ответил вопросом на вопрос Кай Швейгорд. – Это же их внук.

Распорядитель порылся в бумагах.

– Она была одинока, – сказал он.

– Одинока? Она была замужем по закону!

– Вдова, сказано тут. Она подписала заявление. O том, что, если сама она умрет, следует передать ребенка в приемную семью.

– Дайте-ка мне это заявление.

Распорядитель опустил бумаги на стол.

– Здесь есть только то, что записала акушерка, опрашивая ее. Сам документ передан в органы попечительства над сиротами, и к тому же его содержание конфиденциально.

– Ну, так позовите эту акушерку, послушаем ее.

– Она трое суток не спала, ее здесь нет сейчас. Вообще нет никого из тех, кто принимал роды.

– Я могу подождать, – сказал Кай Швейгорд.

Его собеседник заерзал в кресле. Покрутил в пальцах нож для разрезания писем, хотя так рано утром на его письменном столе писем еще не было. – Покойная начала писать вам записку. Ее акушерка нашла. Непонятно, что она хотела написать.

– Так что там сказано? В записке.

– Вот, смотрите. – Он протянул Каю лист бумаги. – Почти ничего. Сожалею.

«Дорогой Кай. Йеганс…»

– Видимо, на этом силы покинули ее. Она умерла из-за возобновившегося кровотечения. У нее матка невероятно перенапряглась. Такое бывает при затяжных родах. Потом ей уже никак не сократиться. В таком случае ничего не поделаешь. К сожалению.

Кай Швейгорд сидел, глядя на листок. Написано слабеющей рукой. Всего три слова. И все же она нашла в себе силы написать «дорогой».

– А немец, врач, приходил? – спросил Кай Швейгорд. – Зенгер?

Распорядитель удивился:

– Зенгер? Нет. За ним и не посылали. Он не состоит у нас в штате. Но из Центральной больницы прислали лучшего специалиста с ассистентом, они сделали все возможное. Детей они спасли, но ее спасти было невозможно.

– Детей, сказали вы?

– Дa. Как вы и предполагали. Но один из них – тут такое дело… – Он сказал, что второго ребенка похоронили безотлагательно, поскольку незачем кому-то видеть таких покойников. Вероятнее всего, его погребли по принятому обычаю под гробом взрослого покойника, но сейчас главное, что имеется еще и живой ребенок, а он – Кай Швейгорд – не упомянут как доверенное лицо ни выжившего ребенка, ни покойного.

– Вы хоть крестили его? Крещение по необходимости провели?

– Дa, естественно, если он родился живым. Но как я уже говорил, сейчас никого из тех врачей и акушерок здесь нет.

– Это был мальчик? Второй?

Распорядитель снова сверился с бумагами:

– Дa. Насколько мне известно, мальчик. Тоже мальчик.

Кай Швейгорд, встав, оперся обеими руками о письменный стол:

– Это так называемое заявление можете убрать подальше. Ребенка я увожу с собой, и Астрид Хекне я увожу с собой. Я сейчас не в пасторском облачении, но я приходский священник в Гудбрандсдале, и Астрид Хекне была моей прихожанкой. Она будет похоронена дома, а Йеганс Хекне будет занесен в церковную книгу моего прихода.

* * *

Тремя сутками позже на берегу озера Лёснес остановилась конная повозка. Весеннее солнце давно уже превратило лед в серую кашу. В длинные сани были запряжены две лошади. Под черным покрывалом явственно угадывались очертания гроба. Швейгорд сидел рядом с возницей. Позади них расположилась замотанная в шерстяную шаль пухлая краснощекая девица, державшая на руках маленького ребенка. Во время пути разговаривали мало, и на лицах возницы и кормилицы читалась сдержанная растерянность людей, которым обещаны хорошие деньги за выполнение неприятного поручения и которые не до конца понимали, насколько неприятным оно окажется на деле. Когда добрались до пристани, возница отказался ехать по льду, потому что не увидел там свежих следов полозьев.

– Я лошадьми рисковать не хочу, – заявил он. – Тут уже несколько дней никто не ездил.

– Переправить гроб необходимо, – сказал Кай Швейгорд. – Понятно?

Возница кивнул, а потом отрицательно покачал головой.