– Но в чем я и все духовенство Норвегии едины, – добавил Швейгорд, – так это в том, что восторженные отзывы Даля о разрушающихся храмах не слишком помогли нашему служению. В 1840 году паства одного прихода в Валдресе предвкушала строительство новой церкви вместо старой. Даль узнал об этом. Сначала он пытался помешать планам разрушить церковь, вносил всякие неосуществимые предложения, которые, по счастью, были отвергнуты. Потом, правда, он на собственные деньги купил церковь-развалюху. Ее заново собрали в Германии, в месте, которое называется Восточная Пруссия. Ну и вот, все остались довольны.
Астрид смотрела на него и думала: на этом месте хорошие пасторские жены улыбаются и согласно кивают. Подают кофе в чашках тонкого фарфора, восклицают: «Боже мой!» – и просят рассказывать дальше. Поэтому она сказала только:
– Ну и что?
Швейгорд сглотнул.
– Да ты послушай! В Валдресе только что начал пасторское служение один мой друг. Мы переписываемся. Он упомянул эту занятную историю. И я подумал: «Ага, почему бы не поступить так же?» Мой товарищ утверждает, что в дрезденской Академии художеств следят за тем, что происходит в Норвегии. Интерес к нашей стране там не снижается. Некоторые немцы ездят в Норвегию любоваться природой.
– На охоту, должно? – спросила Астрид. – Не могут же они просто ходить и смотреть по сторонам?
– Еще как могут, – сказал Швейгорд, – некоторые даже просто плывут на корабле и восторгаются видами.
– Но они же, значит, ничего не делают?
– Не делают; это называется «отпуск»! – сказал Швейгорд. Рукой он так вцепился в спинку стула, что костяшки пальцев побелели. Нервничал, значит.
– Эх, везет же некоторым, – сказала Астрид. – А ты был когда-нибудь в отпуске?
– Нет, никогда. К сожалению. И не похоже, что мне это грозит, так много тут требуется сделать. Хотя когда-нибудь, кто знает… Было бы неплохо.
За разговором об отпуске он чуть расслабился. Но пальцы снова напряглись и побелели, когда он сказал:
– Так вот, Астрид. Я выяснил, что Даль, оказывается, однажды побывал здесь и зарисовал нашу церковь. Я не стал мудрить, а написал письмо прямо в академию – пришлось покорпеть с моим школьным немецким – и связался с одним профессором. В результате они предложили щедрую цену, а мы согласились.
– Выходит, господин Швейгорд подсовывает иностранцам полуразрушенную церковь. Ну, ничего себе.
Она сказала это, просто чтобы выиграть время. В ней росло беспокойство, посеянное брошенным им в прошлый раз мимоходом замечанием о церковных колоколах, замечанием, которое будто само сообразило, что оно неуместно, запнулось и съежилось, гадая, обратил ли кто на него внимание или нет.
Швейгорд пустился в подробные разъяснения, что, мол, такая перевозка зданий дело надежное, но Астрид и сама знала, как это происходит. У них в селе бревенчатые дома нередко перевозили с места на место. Без сожаления сбрасывали травяную крышу, сосновые бревна метили с торца римскими цифрами, выбивали из сочленений и укладывали на телегу. В Хекне на бревнах сеновала и скотного двора в пазах гнезд видны насечки с метками, а амбар, пока не попал к ним, перепродавали и перевозили два раза.
– Нельзя отставать от времени, – сказал Швейгорд. – Подумай хорошенько, как люди страдают в этих развалинах прошлого. Через час начинаются похороны несчастной жены арендатора из Сульфритта, да ты знаешь, конечно.
– Это та, что умерла в родах?
– Дa. У нее осталось шестеро детей. Ее муж и дети не видят ничего торжественного в том, что ее будут провожать в храме, под куполом которого порхают птицы. Нужно обеспечить людям самые элементарные потребности, а не предаваться любованию прошлым. Нужно, чтобы все были сыты! Обогреты! Чувствовали себя в безопасности.
Астрид заметила, как Кай Швейгорд переходит от речи, написанной заранее, к обычному разговору и прислушивается к ее словам, а потом вновь возвращается в себе прежнему, будто читающему по бумаге:
– Желание сохранить старину благородно само по себе, но нередко любоваться подобными объектами приятно со стороны. Тем же, кто вынужден ими пользоваться, не до красот. Наша страна находится на перепутье, от всех требуется полная отдача сил, и христианство служит в этой сложной ситуации путеводной звездой. Мы не можем исповедовать свою веру в окружении покореженных досок языческой поры. К тому же размеры этой церкви не соответствуют закону. Точка.
Астрид снова взглянула на картину с Иисусом на кресте. Что-то поменялось в ее восприятии, и она подумала о незнакомце с мольбертом, умевшем рисовать мир таким, какой он есть, но дорисовавшем отвалившиеся драконьи головы.
– А можно нам, простым людям, узнать, сколько немцы обещают заплатить?
– В пересчете на нашу валюту получается чуть более девятисот крон.
– Девять сотен крон?
– Дa, это немалые деньги! Перевозку они оплачивают сами. Очень выгодная сделка. В Гарму церковь тоже собираются сносить. Вместе с алтарем, кафедрой и купелью она оценена в 200 крон. Церковь из Торпо продана за 280 крон; церковь из Ол намеревались продать за 600, но сделка не состоялась.