Сестры Эдельвейс

– Мне очень нужна Ингрид. Я должна помочь одному человеку и надеюсь, она скажет мне, как.

Он по-прежнему так же безразлично смотрел на неё.

– Это вопрос жизни и смерти! – наконец вскричала она, чем лишь сильнее его разозлила.

– Сейчас любой вопрос – жизни и смерти. Или ты думаешь, у тебя одной неприятности? – Он поставил стакан на стойку и кивнул в сторону двери. – Приходи через час.

– Что…

– Приходи через час.

Понимая, что выбора у неё в любом случае нет, Биргит вышла из кофейни. Час она провела, слоняясь по Элизабет-Форштадт, её мысли метались. Когда-то этот неблагополучный район кишел людьми – рабочими и подёнщиками, продавщицами и швеями, оборванными детьми, сновавшими туда-сюда. Теперь улицы были почти пусты. Все прятались по домам или покинули город – уехали, были арестованы или ещё хуже.

Время ползло медленно, но наконец Биргит вернулась в кофейню и с неописуемым облегчением увидела Ингрид, с сигаретой в зубах сидевшую за столиком. Перед ней стоял стакан шнапса.

Биргит не видела её больше года, но Ингрид совсем не изменилась; её тёмные волосы и алые губы ничуть не потускнели, красивое лицо было таким же волевым, в глазах читались усталость и цинизм.

– А, моя маленькая католичка, – приветствовала она Биргит. – Что там у тебя стряслось, мауси?[15]

Биргит покраснела, смущённая её насмешливым тоном.

– Моего отца арестовали гестаповцы, – тихо пробормотала она, сев напротив Ингрид. – А его ученик, Франц, ты ему помогала несколько лет назад, он, как ты знаешь, еврей. Он не может больше оставаться у нас. Его надо где-то спрятать.

– Вот как? – Ингрид приподняла тёмные изогнутые брови. – А какое отношение всё это имеет ко мне?

Её безразличие поразило Биргит. Она не думала, что Ингрид может быть всё равно.

– Я… я думала, может, ты знаешь где, – промямлила она, запинаясь. – Или знаешь кого-то, кто поможет. У тебя же должны быть связи?

– Кого-то, кто ради тебя станет рисковать жизнью? – равнодушно уточнила Ингрид. – Почему я должна подвергать себя опасности ради непонятно кого? – Она выпустила клуб дыма и мрачно посмотрела на Биргит. – Это работает в обе стороны, либсте[16]. Ты не можешь просто бежать к нам, когда тебе нужна помощь.

– Я… – Биргит хлопала глазами, охваченная внезапной яростью. – Я вам помогала, – прошипела она, впившись взглядом в Ингрид. – Всё это время я вам помогала. Я распространила все брошюры до единой, какие вы подкладывали мне под дверь…

– Ну, молодец, – протянула Ингрид, в её глазах вспыхнул вызов. – Смелая девочка.

Биргит села, чувствуя уже не злость, а усталое раздражение.

– Чего ты от меня хочешь?

– Большего, – тут же ответила Ингрид. – Гораздо большего. Одними бумажками Австрию не освободишь. Нужно действовать. Ты готова?

– Действовать? – Биргит вновь охватило волнение и вместе с тем ужас. – Что ты имеешь в виду?

Ингрид опрокинула в себя стакан шнапса одним глотком.

– Как ты думаешь, что я имею в виду?

– Мне кажется, речь о насилии. – Коммунисты были известны своей жестокостью. Саботаж, убийство, партизанская война – кровь говорила убедительнее, чем слова. Биргит сглотнула и выдержала дерзкий взгляд Ингрид. – Я права?

– Можешь называть это насилием, если хочешь, – ответила Ингрид, пожав плечами. – Я называю это обороной. Нацисты уже вторглись в Чехию, скоро настанет черёд и Польши. И кто знает, что будет потом? Никому не хватает смелости их остановить. Значит, этим займёмся мы, рабочие, как всегда и бывает.

Биргит взяла бутылку шнапса и плеснула в стакан на столе. Ингрид с любопытством наблюдала, как она сделала глоток, тут же выплюнула шнапс обратно и зашлась кашлем.

– Моя маленькая католичка, – Ингрид улыбнулась, – тебе нравится притворяться кем-то другим, да?

– Я не притворяюсь. – Биргит поставила стакан на место, горло обжигало огнём. Это была глупая бравада, но по крайней мере она придала сил. – Чего ты от меня хочешь?

Какое-то время Ингрид молчала, склонив голову, и наконец спросила:

– Ты по-прежнему встречаешься с тем солдатом? – Когда Биргит, изумлённая внезапностью вопроса, ничего не ответила, она уточнила: – Тем, что служил в Бундешире – сейчас он, конечно, там не служит?

– Он в Первой горнострелковой дивизии, – призналась Биргит. – Его перевели, так что мы не виделись с ноября.

– Но он тебе пишет? И вы встречаетесь, когда есть возможность?

Биргит пожала плечами, не зная, что ответить. Она любила Вернера – она понимала, что по-прежнему его любит, как бы порой этого ни стыдилась, – но при этом терпеть не могла говорить о нём, тем более с лидером коммунистического сопротивления.

– Ну да, наверное.

– Хорошо. Тогда вот как ты нам будешь помогать, по крайней мере пока. Потом придумаем что-то получше. Когда встретитесь, выясни, чем он занимается. Какие планы у его подразделения. Что ему известно о передвижении войск, о военных планах и так далее.

Биргит изо всех сил постаралась не вытаращить глаза от удивления.

– Ты хочешь, чтобы я шпионила?