Сестры Эдельвейс

– Папу арестовали, – наконец начала Биргит и почти с удовлетворением отметила, что лицо Лотты наконец изменилось – глаза распахнулись, губы разжались. – В дом пришли гестаповцы и сказали, что до них дошли сообщения о подозрительной деятельности. – Голос Биргит задрожал. Лишь теперь, несколько часов спустя, до неё стала доходить реальность происходящего. – Они обыскали дом, разбили мамин фарфоровый сервиз и много чего ещё. И они забрали папу, Лотта! – Она наклонилась вперёд, будто это могло помочь сестре проникнуться ужасом её рассказа. – Они его забрали.

Лотта вздрогнула и отвела взгляд.

– А Франц? – помолчав, спросила она. Биргит покачала головой.

– Они его не нашли. Я не знаю, почему. Я пришла сюда за помощью. – Она осеклась, не зная, рассказывать ли сестре о том, что она услышала от Ингрид. А если Лотта не знает о евреях в монастыре? Но, конечно, если бы она узнала прямо сейчас, она вряд ли кому-то донесла бы.

– За помощью? – бесцветным тоном повторила Лотта.

– Францу пришлось покинуть дом, – помолчав, объяснила Биргит. – Там он подвергает опасности себя и нас. Но я знаю тех, кто может помочь.

– И они помогли?

Биргит набрала в грудь побольше воздуха.

– Они велели прийти сюда, – ответила она. Лотта нисколько не удивилась. – Велели спросить кого-то по имени Кунигунда.

Лотта медленно кивнула.

– Да. Я знаю сестру Кунигунду.

– Знаешь? – Биргит вновь ощутила, как накатывает волна облегчения. – Это не опасно? Что мне нужно сделать?

Лотта покачала головой.

– Таких подробностей я не знаю. Только то, чем она занимается.

Может быть, Биргит показалось, но в голосе Лотты она услышала смутное неодобрение.

– Ты нам поможешь? – спросила она, но Лотта не ответила. – Ты ведь должна нам помочь?

– Я… я только недавно узнала, что происходит. – Лотта закусила губу. – Я не знала, как быть, что обо всём этом думать. И сейчас не знаю. Всё это так сложно, Биргит! – На миг она стала похожа на маленькую девочку, которая упала и ждёт, когда старшая сестра поможет ей подняться и отряхнуться.

– Это не сложно, – ответила Биргит и сама поразилась, как жёстко прозвучал её голос. Она наклонилась вперёд, впилась взглядом в сестру. – Это совсем не сложно. Это очень просто и ясно, Лотта. Мы боремся со злом. Со злыми людьми, которые хотят уничтожить всё светлое и правильное, что есть в мире. Вот насколько всё просто. Никакой выбор здесь не стоит. – Она указала на намитку, скрывавшую золотые волосы сестры и часть её лица: – Дав обет, ты уже сделала свой выбор.

– Настоятельница говорит нам то же самое, – прошептала Лотта. – Но…

– Но что?

Лотта покачала головой и почти прохныкала:

– Я не знаю, как быть храброй.

Глядя на неё, Биргит вспомнила прежнюю Лотту – ласковую, легкомысленную Лотту, которая хотела лишь мира и веселья, радости и музыки.

– Я тоже не знаю, – призналась она. – Но дело не в том, чтобы быть храброй, Лотта. Дело в том, чтобы действовать, даже когда тебе страшно.

Лотта судорожно вздохнула.

– Но что я могу сделать?

– Ты можешь помочь спрятать Франца, – сказала Биргит. – Помнишь Франца, Лотта? Франца, который так прекрасно играет на пианино, который всегда шутил, дразнил и смешил тебя?

– Конечно, я помню Франца, – прошептала она.

– Если он останется в доме, его почти наверняка арестуют. Как и всех нас. – При мысли о возвращении этих жестоких мужчин в кожаных перчатках Биргит ощутила, как всё тело покрылось холодным по́том. – Прошу тебя, Лотта. Я не знаю, как говорить с Кунигундой и кому здесь можно доверять. Прошу тебя, ты ведь моя сестра. Неужели ты не поможешь мне? Не поможешь Францу?

Глава девятнадцатая

Лотта

Биргит, не отрываясь, смотрела на сестру, ждала ответа, но Лотта была не в силах выдавить ни слова. Она искренне сказала, что не знает, как быть храброй. Она не знала даже, с чего начать. Прямо сейчас ей больше всего на свете хотелось сбежать подальше и сделать вид, что Биргит не приходила сюда и ни о чём её не просила.

Прошло несколько недель с тех пор, как Лотта доложила настоятельнице о том, что, или, точнее, кого она обнаружила в кладовой. Но та не ответила на её вопросы. Теперь Лотту мучила нерешительность, страх – и кризис веры.

Что такое послушание? Настоятельница, судя по всему, считала, что это высшая миссия, подчинение Самому Господу, но с тех пор, как Лотта пришла в монастырь, всё, чему её учили, во что ей полагалось верить, было подчинением обязательствам, которые Бог на неё возложил. Смириться, отказаться от любой мысли о своеволии или решимости, повиноваться без всяких вопросов и сомнений. В этом были и безопасность, и удобство, и это было правильно. Это должно было быть правильно.

– Лотта… – беспомощно произнесла Биргит, широко разводя руками. – Скажи что-нибудь, пожалуйста.

– Ты не понимаешь, о чём просишь.