Сестры из Версаля. Любовницы короля

Меня представили уйме важных придворных, но они, похоже, не желают видеть меня в упор. Луиза говорит, чтобы я не обижалась на это: в Версале люди не понимают, что значит быть добрыми. Стоит пройти через золоченые ворота дворца в увешанные зеркалами передние, и с людьми что-то такое происходит.

Манеры у каждого здесь безукоризненные, но никто не говорит прямо о том, что думает. Слова у них красивые и скользкие, как угри. Придворные умеют играть словами, придавая им двойной, а подчас даже тройной смысл. Комплименты не звучат как похвала, но считаются таковой. Смысл зависит не от того, что сказано, а кем сказано и по какому поводу. И все очень стараются сказать другому неприятную правду. У меня голова идет кругом. Меня сравнивают с Полиной, слова при этом прямо шелковые, но смысл в них вкладывают далеко не лестный.

– Волосы у вас такие непослушные, точно как у вашей сестры.

– Ваша сестра любила поесть, точь-в-точь как вы. Наверное, вам это нравится даже больше.

– Голосок у вас резковатый, прямо как у Полины. Как это очаровательно – снова слышать ее громкий голос.

Причем все это говорится с исключительным изяществом, каждое слово будто пришито к месту искуснейшим портным. А когда они шепчутся, мне как назло хочется говорить еще громче, уж и не знаю почему.

Кухня здесь просто сказочная. Луизе в комнату каждый день, ближе к вечеру, приносят пирожные в дар от графини Тулузской, независимо от того, в Версале графиня или нет. Каждый день! Обычно подают пироги и тартинки,[23] иной раз – меренги,[24] каких я никогда не пробовала, сдобренные вишнями и абрикосами, а однажды приносили даже кофе! Королева тоже любит вкусно поесть, и Луиза иногда ухитряется принести мне на пробу что-нибудь с ее стола: галеты с утиным жиром, украшенные вишенкой, изысканные артишоки, ломтики молодой баранины, посыпанные розмарином.

Королю меня пока еще не представили. Иногда я стою в толпе, если он обедает на публике – один или с королевой. Однажды я видела его с дофином, серьезным мальчиком лет двенадцати, и его старшей сестрой, мадам Генриеттой, которая слишком молода еще, чтобы так сильно нарумянивать щеки. Я, как и все остальные, глазела на короля из-за ограждения – оно сделано из бархатных полос, – а охраняют его стражи с оловянными глазами. Для короля играют в некотором отдалении шесть скрипачей. Я пыталась пробиться сквозь толпу, чтобы разглядеть получше. Один раз мне повезло, и я видела, как король очищает яйцо: вся Франция восхищается изяществом его движений.

Когда он умело снял верхушку яйца, кто-то в толпе, с непокрытой головой и взятой напрокат шпагой, выкрикнул приветствие, которое прокатилось по толпе, вызвав немало смеха.

– Чернь! – возмущенно отозвалась Жакоб, назначенная мне в сопровождающие, и потянула меня прочь. – Парижские простолюдины, не обученные манерам и приехавшие на один день. А вы проводите среди них слишком много времени.

Всякий раз, когда Луиза уходит прислуживать королеве, Жакоб выводит меня из комнаты и мы прогуливаемся туда-сюда по анфиладам парадных залов. Она говорит, что я слишком толстая, мне нужно побольше двигаться. Луиза с нею соглашается и велит мне слушаться эту Жакоб, потому что та – очень умная и добрая и напоминает Луизе ее любимую воспитательницу Зелию. Вот мы и прогуливаемся по бесконечным залам со скользкими паркетными полами, а вокруг нас – сплошь статуи и диковинные растения, а также стоящие на каждом углу служители, словно нарочно устроенные препятствия.

Если погода не очень холодная, мы гуляем по великолепным паркам и даже заглядываем в зверинец, где держат зебр, обезьянок и миниатюрную лань с прекрасными бархатистыми глазами – ее привезли из Африки и росту в ней не больше фута. Там еще множество маленьких зверушек, похожих на кошек. Есть в зверинце и птицы – сотни птиц всевозможных расцветок, будто в раю. Все они подарены правителями далеких заморских стран. Словно ожил Ноев ковчег, знакомый с детства.

Жакоб выросла в деревне, она не находит ничего интересного в больших кошках с огромными ушами или в полосатых лошадях. Она говорит, что не любит животных. Когда-то в детстве ее укусил за ногу козел, и теперь она может ходить только в специальной обуви.

На холоде животным неуютно. Они жмутся друг к дружке, а крошечная лань с кроткими глазами печально смотрит на меня. Я понимаю, что ей хотелось бы оказаться где-то далеко-далеко, подальше от этой вонючей клетки и сырой зимы. Говорят, в Африке никогда не бывает снега. И холодов тоже не бывает.

Потом меня пригласили погостить в Сен-Леже. Луиза сказала, что это большая честь, предоставляемая избранным. Мне, конечно, хочется быть представленной королю, но в Сен-Леже царят уныние и скука. Признаться, в Версале мне нравится больше. А здесь в столовой, на камине, стоит ужасный восковой бюстик Полины. Совсем на нее не похож, и всякий раз, когда я его вижу, у меня слезы наворачиваются на глаза.