Сестры из Версаля. Любовницы короля

– Что ж, примите мои поздравления, – мурлычет Шаролэ, отталкивая кошку ногой. – Значит, герцог де Лорагэ. Неплохо, неплохо. Вам поистине везет на влиятельных друзей и близких. – Она бросает взгляд на Марианну и Ришелье, которые вместе смеются чему-то, стоя под портретом Полины.

– Откуда вам известно? – нервно хихикаю я с неприкрытым изумлением.

– Ах, мадемуазель! Я знала об этом еще прежде вас. Во вторник.

Сегодня суббота, а мне Ришелье сообщил об этом только вчера. С тех пор я парю где-то на седьмом небе. Я выхожу замуж!

– Право, не знаю, как его сумела уговорить семья: первая жена его, Женевьева, была редкой красавицей. У нее были совершенно необыкновенные глаза, – продолжает Шаролэ.

Мне на помощь приходит Луиза, которая приносит к столу Снежинку.

– Чудесная новость, чудесная. – Она вся сияет, и я знаю, что она и вправду рада за меня. – Диана выходит замуж и станет герцогиней! Вскоре она будет находиться при дворе постоянно. У ее супруга здесь просторные апартаменты. Очень просторные.

– М-м-м… – Шаролэ бросает неприязненный взгляд на Луизу, потом вновь поворачивается ко мне: – Мы было решили, что этого никогда не случится. Не знаю ни единой живой души, которая впервые выходила бы замуж в двадцать восемь лет. Это ведь уже старость. Будем надеяться, что там все наглухо не заросло, – добавляет она еле слышным шепотом и выскальзывает из покоя.

– Не обращай внимания, Диана. – Луиза ласково сжимает мне локоть, и я ей улыбаюсь.

Вижу, что Луиза нервничает, но не пойму отчего. Всю эту неделю она была сама не своя и спала с лица. Говорит, что это от скуки, – она ведь теперь больше не прислуживает королеве. Луиза обмахивается веером и наблюдает за Марианной и Ришелье. Под глазами у нее черные круги, которые она пыталась замаскировать пудрой, но пудра не слишком помогла.

Гортензия удобно расположилась в кресле и довольно улыбается. На ней свободное платье серого цвета, которое стекает с нее, как настоящая река из шифона. Она на последнем месяце беременности, но выглядит еще красивее, чем прежде. Румянами она не пользуется, и все же щеки у нее очень румяные. Остальные дамы, даже Марианна, на ее фоне кажутся бледными, и я заметила, что Шаролэ старается держаться подальше от Гортензии. Гортензии очень нравится придворная жизнь, и время от времени сестра провозглашает, что даже такая красавица, как она, не может не быть благочестивой в этих стенах. Звучит не очень-то скромно (мадам Ледиг неизменно говорит, что павлинье тщеславие – большой грех в глазах Господа), но я уверена, что Гортензия вполне права.

Марианна сегодня тоже исключительно красива, хотя и она старается не приближаться к Гортензии. Она одета очень просто – в платье из белого шелка с черными бантами. Я пробовала уговорить ее добавить немного цветов или кружева, но она ответила, что порой простота служит лучшим украшением и что есть разница между элегантностью и вычурностью. Она сказала это точно так, как мадам Ледиг! Марианна очень уверена в себе, а здесь выглядит красивее, чем в те дни, когда жила у тетушки. Похоже, что великолепие Версаля вполне ей подходит. Марианна рассказала, что мой брак устроили они с Ришелье. Не знаю, как это у нее получилось, но уже начинаю думать, что она в состоянии добиться чего угодно.

– Да что это здесь происходит? – В комнату широким шагом входит король и вытаскивает Снежинку из миски с салатом, что стоит на приставном столике. Кошка жалобно мяукает. Король морщится от запаха вина – все его чувства настолько же утонченные, как и манеры. – Неужели кошка пьяна?

– Сир! – Лакей по имени Жонглон низко кланяется, смеется и обливается потом. – Снежинка оказалась настоящей гулякой и получила огромное удовольствие от шампанского.

Король хмурится, атмосфера в комнате сразу меняется, и все начинают испытывать неловкость из-за неразумного поступка Жонглона и его отвратительной шутки. Мигом сникший лакей забирает кошку из рук короля и выходит, дав обещание не отходить от бедного животного, пока оно не протрезвеет.

Ну нет! Я не хочу, чтобы Снежинку уносили.

– Ах, сир, но ведь это было так забавно, вы бы и сами посмеялись, если бы видели. Снежинка пыталась разорвать на куски сельдерей и…

Король рассеянно улыбается мне. Все вокруг говорят, что не положено заговаривать с королем, пока он сам не обратится ко мне, но он ни разу не выразил своего порицания. А ведь его мнение – единственное, с чем следует считаться, разве нет? Время от времени я ощущаю на себе его взгляд, а когда я перехватываю этот взгляд, он всякий раз просит прощения, хотя мог бы этого не делать, и говорит, что я напоминаю ему Полину. Говорит, что я как тень, как набросок к портрету Полины. Наверное, это такой комплимент?