Сестры Шанель

Мы отправились вместе, шлепая по залитым водой улицам. Дождь все не прекращался, жуткий холод пронизывал до костей. На подходе к реке мы стали свидетелями того, как люди на лодках эвакуируются из окрестных кварталов. Близлежащие улицы превратились в каналы, а предприимчивые горожане, словно гондольеры в Венеции, обеспечивали переправу. Местами прохожие шагали прямо по стульям из кафе, выстроенным в цепочку, или балансировали, как канатоходцы, на высоких импровизированных тротуарах, сколоченных из узких деревянных досок. Все это было очень опасно. Я старалась не смотреть вниз. Один неверный шаг – и можно с головой уйти в ледяную воду.

Мы пересекли Рю-де-Риволи и вышли к величавому дворцу – Лувру. Вдоль набережной его оцепила полиция. Вспотевшие, несмотря на январский холод, мужчины лопатами разгребали песок, спешно заполняя небольшие мешки. Другие складывали их у деформирующихся стен причала или смешивали цемент, чтобы заткнуть щели между ними. Сплав, поднятый из реки, брусчатка с улиц – все использовалось в качестве укреплений. Кто-то сказал, что вода попала в подвалы Лувра и предпринимается все возможное, чтобы не дать ей подняться выше. Тем временем музейщики перемещали произведения искусства на верхние этажи.

Услышав это, Селестина, казалось, повеселела. Лувр был в надежных руках, его сокровища в безопасности.

И мы, наконец, тоже. В субботу, после недели, которая показалась месяцем, солнце пробилось сквозь облака. Мутная вода Сены начала сползать обратно в собственное русло, как змея в свое логово. Снова зажегся свет и заработали часы.

Le crue de la Seine[56]в Париже закончилось.

Невзирая на бедствие, Габриэль каждое утро продолжала посещать занятия по эвритмии: Монмартр, расположенный на холме, не пострадал. Вернувшись, сестра по обыкновению с удовольствием показывала мне движения, которым научилась.

Я отворачивалась и закатывала глаза. Париж затопило! Его почти смыло! Тем не менее дамы шли и шли за ее шляпками. Но и этому Габриэль не придавала особого значения! Она все еще была сосредоточена на танцах.

Когда я высказала идею об открытии настоящего бутика, магазина в деловом районе, на фешенебельной улице, Габриэль фыркнула:

– Бутик? Нинетт, ты такая наивная. Я всего лишь curiosité du jour[57]. Дамы света и полусвета довольно скоро потеряют к нам интерес.

Я сокрушенно покачала головой. Наивной была не я.

СОРОК ТРИ

О, это зловоние! Вокруг сырость и плесень. Гниющие груды вещей на тротуарах, руины человеческих судеб. Сырые матрасы. Вонючие ковры. Заплесневелая одежда, фотографии, книги и бумаги, превращенные в мокрые комки. Река сметала все на своем пути, создавая суп из навоза, грязи, мусора и нечистот. Он плескался над низкими частями города, затопляя, разрушая, оставляя след, прежде чем медленно отступить. Наконец-то Сена вернулась в свои берега, но водный поток сменился потоком запахов, который застрял в моей груди, вызвал кашель, и я слегла на неделю. Габриэль ругала меня за то, что я неосмотрительно вышла с Селестиной под дождь.

Потребовались месяцы уборки, люди сгребали ил, мыли, скребли, посыпа́ли все вокруг негашеной известью, ремонтировали дороги и укрепляли здания. Пришла весна. Дурные запахи поредели и улетучились, когда с наступлением тепла на каштанах вдоль аллей распустились розовые цветы и в парках по определенным дням заиграл оркестр. К маю мы почти забыли о le crue de la Seine, о руинах и зловонии.

Когда однажды днем пришла телеграмма от Эдриенн, мы решили, что родители Мориса наконец одобрили их помолвку. Но пока Габриэль читала, ее голос из взволнованного превращался в расстроенный.

МОИ ДОРОГИЕ, ДЖУЛИЯ-БЕРТА БОЛЬНА. МЫ ВЕЗЕМ ЕЕ В ПАРИЖСКУЮ БОЛЬНИЦУ. MAISON MUNICIPALE DE SANTÉ НА РЮ-ДЮ-ФОБУР В СЕН-ДЕНИ. БУДЕМ ЗАВТРА. МОЛИТЕСЬ.

Ледяной ветер пронзил меня насквозь, и я в оцепенении опустилась в кресло. Мир сузился до одного имени: Джулия-Берта.

– В больницу? – прошептала я. Мы даже не знали, что наша сестра заболела. А теперь ее везут в больницу?! – Туда едут умирать.

– Не будь деревенщиной! – рявкнула Габриэль. – Ты рассуждаешь, как бабушка. Кто из Шанелей лежал в нормальной больнице, где работают нормальные врачи? Maison Municipale de Santé предназначена для людей со средствами. Это совсем другое.

Я всегда представляла Джулию-Берту улыбающейся, с карманами, полными хлебных крошек для птиц, сидящей на рынке с корзинкой щенков. Эдриенн часто ездила в Мулен проведать ее и своих родителей. Должно быть, в последний приезд Эдриенн и узнала, что она больна.

Но наша сестра не любила перемен. Она не приехала бы в Париж, если бы ситуация не была ужасной.