Сестры-соперницы

- Ну, скажем, верховая езда. Здесь для нее гораздо больше возможностей, чем в городе. Здесь бывают прекрасные праздники - майские, рождественские, когда мы украшаем дом падубом и плющом. У нас устраивают прием.

- Уверяю тебя, с придворным балом он не сравнится, - холодно изрекла Карлотта.

- И все-таки здесь есть масса любопытных вещей, - настаивала Анжелет. Можно пойти посмотреть на лесных ведьм.

- А кто это?

- Одну из них недавно повесили, - спокойно сказала Анжелет, - но найдется и какая-нибудь другая. Ведьмы здесь были всегда.

- А что ты знаешь о них? - оживилась Карлотта.

- Ну, они владеют многими секретами, верно, Берсаба?

- Они продают свою душу сатане в обмен на исполнение любого желания.

- Странно, что ведьмы почти всегда безобразные старухи, - сказал Фенимор. - Если бы они могли исполнять свои желания, то, думаю, они стали бы красавицами.

- Вероятно, среди них встречаются и красавицы, - сказала Карлотта.

Я торжествующе подумала: она говорит это о себе. Она-то точно ведьма.

- О моей бабушке говорили, будто она колдунья, а я в жизни не видела более красивой женщины, - продолжала Карлотта.

- Любопытно, - произнесла я, - передаются ли колдовские способности по наследству? Карлотта посмотрела на меня в упор.

- Полагаю, что это возможно, - сказала она, и я поняла: ей хочется, чтобы я поверила в то, что она обладает сверхъестественными способностями, позволяющими добиваться своей цели. Например, привлекать к себе людей, заставляя их забыть своих любимых, околдовывая их.

Сочтя, что такие разговоры являются неподходящими для молодых девушек, Фенимор с присущей ему решительностью, сменил тему беседы.

Дальше я уже не слушала их. Впервые с момента приезда гостей я ощутила радостное возбуждение.

***

Через два дня после прибытия в Тристан Прайори Карлотты и Сенары к нам приехал Бастиан. Я заметила его, выглянув из окна, и растерялась. Хотелось броситься в свою комнату и запереться, но мы делили комнату с Анжелет, а я не могла закрыть и ее. В то же время мне хотелось выбежать во двор и бросить ему в лицо обвинения, оскорбления, крикнуть, что я ненавижу его.

Ничего подобного сделать я не могла, и виной тому - еще одна черта моего характера, которую я должна не то благословить, не то проклинать. Когда происходит какое-то приятное или неприятное событие, я способна смотреть на него со стороны, наблюдая свои и чужие действия, обуздывая свои эмоции, просчитывая наиболее выгодные ходы. Анжелет никогда ничего не анализирует и действует импульсивно. Если она рассержена, то ее гнев выплескивается наружу; так же обстоит дело и с радостью. Иногда мне кажется, что жить так, как она, гораздо легче. Взять хотя бы данный момент. Если бы я сейчас отправилась в свою комнату и залилась там слезами или, сбежав вниз, швырнула в лицо Бастиану упреки, люди узнали бы о моих чувствах. Но, будучи самой собой, пусть даже оскорбленной и униженной, глубоко (гораздо глубже, чем могла бы Анжелет) переживая происходящее, внешне я оставалась спокойной и размышляла: как в данном случае выгоднее поступить? Разумеется, я имела в виду сугубо личную выгоду.

Итак, я решила, что сейчас мне лучше уйти из дома, чтобы меня не оказалось под рукой, если Бастиан захочет поговорить со мной. А у меня будет время все обдумать.

Я быстро переоделась в платье для верховой езды, отправилась на конюшню и, оседлав кобылу, поехала. Когда ветер ударил мне в лицо и растрепал выбившиеся из-под шляпы волосы, я ощутила запах влажной после ночного дождя земли. Я почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза, и поняла, что если бы могла расплакаться, то это принесло бы желанное облегчение. Но плакать я не имела права. Я лелеяла свою ненависть и думала о своей оскорбленной чести, зная, что Бастиан понравился мне тем, что обращал на меня внимания больше, чем на мою сестру, и именно гордыня заставила меня полюбить его. Теперь он оскорбил меня, любовь к нему исчезла, и я возненавидела его. Я хотела ранить его так, как он ранил меня.

Внутренний голос сказал мне: "Ты никогда не любила Бастиана. Ты всегда любила только себя".

Я знала, что это правда, и мне вдруг захотелось стать такой, как Анжелет, - никогда не обдумывать мотивы своих поступков.

Я свернула на тропу для вьючных лошадей. По обеим сторонам буйно цвела куманика, - сюда мы приходили в конце лета собирать ягоды для заготовок на зиму. Потом я проскакала галопом вдоль поля с густыми темно-зелеными всходами пшеницы и въехала в лес - в тот лес, где мы уединялись с Бастианом, когда он приезжал в Тристан Прайори. Цвела наперстянка. Как-то раз мы с Анжелет набрали этих цветов и принесли домой, где старая Сара, работавшая на кухне, рассказала нам, что эти цветы ядовитые и что ведьмы знают, как приготовить из них напиток, заставляющий человека уснуть навеки.