Размещение лондонского Сити-холла на репрезентации города рождает у Дорриана вопросы, связанные с неопределенностью отношений между картой, зданием и городом, где они находятся. Какие масштабы пространства особенно важны для визуальной и политической репрезентации современного города? Второе изображение – панорама города с его знаковыми местами и строениями, наблюдаемая из «Лондонской гостиной», – только усиливает его беспокойство. Перспективу, открывающуюся с террасы, можно уподобить углу обзора при просмотре телевизора с дивана в гостиной. Оформление террасы по образу и подобию гостиной создает эффект интимности, эмоционального вовлечения при рассматривании панорамы города. Вместе с тем разглядывание с дальнего расстояния напоминает телетрансляцию, растягивающую и искажающую параметры пространства, образующую дистанцию и тем не менее являющуюся основой нашего восприятия повседневности. Вид из Сити-холла – это вид с южного берега Темзы, места, где в шекспировские времена дозволялось собираться актерам и другим возмутителям спокойствия. Эта историческая деталь укрепляет сегодняшний образ Саут Бэнка как района интенсивной культурной жизни города. Вид через реку на небоскребы Сити, важного международного хаба и торгово-финансового центра, дает возможность ощутить глобальный масштаб города – его включенность в международные потоки информации и капитала.
Дорриан воспринимает ощущаемый им дискомфорт от нестабильных форм здания как доказательство, что изменение масштабов меняет города. Период 1990–2000‐х стал временем радикальных перемен, обусловивших кризис репрезентации, переживаемый городами. Под кризисом понимается умножение и усложнение картографирования, то есть визуальной репрезентации пространств, а также состояние политической репрезентации – усложнение управления сегодняшними городами вследствие увеличения числа масштабов, важных для их жизни[665]
. Я считаю критически важным совместное рассмотрение этих аспектов: нынешний интерес к картографированию тесно связан с новыми вызовами установления связи и организации городской жизни и жизни городских сообществ. В продолжение этих рассуждений я предлагаю связать шаткость и уязвимость, переживаемые Доррианом, с предположением Латура о том, что вызов нашего времени состоит в переосмыслении основ модерна[666]. В своей статье «Визуализация и познание: изображая вещи вместе»[667] Латур анализирует роль картографирования в установлении модерного мирового порядка. Для иллюстрации своего тезиса Латур приводит пример французского исследователя Лаперуза, отправленного Людовиком XVI в экспедицию с целью совершенствования карты тихоокеанского региона. По прибытии на место, которое он называет Сахалином, Лаперуз задает местным жителям – китайцам – вопрос: является ли Сахалин островом или полуостровом? Местный житель постарше рисует на песке у кромки моря карту с нужными Лаперузу масштабом и уровнем точности. Заметив надвигающийся прибой, местный житель помоложе копирует карту в блокнот Лаперуза, чтобы он смог вернуться с ней ко двору Людовика. Для Латура эта история показательна тем, что разница между китайскими и европейскими географами – не в научном знании или техниках репрезентации. Она в том, что китайский географ не нуждается в фиксации своего знания, поскольку он всегда может воспроизвести его: оно лишь часть его разнообразных знаний о месте, где он провел всю жизнь. Лаперуз, в отличие от местных жителей, нуждается в фиксации для сохранения знания, поскольку это место – лишь одно из множества на пути его экспедиции. Он фиксирует знание, чтобы переправить его во Францию, где оно станет решающим аргументом в диспутах и последующих завоеваниях. Для Латура приведенный пример свидетельствует, во-первых, об усовершенствовании техник фиксации, во-вторых, о связанных с ними возможностях перемещения и мобилизации, которые позволили картам – хрупким кусочкам бумаги – запустить доминирование над землями из удаленного центра власти. Поэтому Латур называет карты «неподвижными движимостями» (immobile mobiles)[668] – принцип их работы заключается в перемещении неподвижного изображения, чтобы сделать возможными новые перемещения. Таким образом, с одной стороны, мы имеем латуровскую характеристику европейской модерности как способа удаленного доминирования посредством перемещения карт; с другой – дорриановское восприятие современной власти, отношения которой с подвластным пространством разрушаются головокружительной мультипликацией карт (и сходных изображений). Я предлагаю объединить эти аргументы и поговорить о роли картографирования в пересмотре масштабов современного мира[669].