Однако увеличение количества карт и числа картографов вызывает множество вопросов. По мере развития возможностей для отслеживания пространственных данных растет и сомнение в том, является ли видимое нами на картах реальностью и чем-то действительно важным. Помимо сомнений, усиление значимости геолокационных технологий вызывает еще и беспокойство, поскольку мы сами становимся частью карт, создаваемых неведомыми другими. Одновременно способность национальных государств сохранять необходимый контроль над потоками людей, товаров и информации становится важным политическим вопросом.
В этой главе я, отталкиваясь от работ исследователей архитектуры, социологов, критических географов, размышляю о надеждах и тревогах, связанных с современным картографированием. Я полагаю, что их причину можно обнаружить в изменении пространственных масштабов, в которых мы воспринимаем мир и на которых основана наша повседневность. Этот текст показывает, как изменения в способах картографирования влияют на место городов и их значение. Такие перемены дают веские основания полагать, что критическая картография действительно нужна. И все же высказывание Бруно Латура, служащее эпиграфом к этой статье, напоминает, что несмотря на достижения технологий визуализации, мы находимся только в начале этого процесса.
Чтобы понять контекст изменения роли карт и картографирования, я предлагаю последовать за исследователем архитектуры Марком Доррианом и разделить его беспокойство при посещении лондонского Сити-холла[664]
, построенного для Администрации Большого Лондона и проведения заседаний Лондонской ассамблеи. Важно отметить, что Городской совет Лондона был распущен в 1986‐м правительством Маргарет Тэтчер, воспринимавшим его как оплот левого активизма, а значит, как препятствие на пути выстраивания британской политики вокруг рыночной, предпринимательской и в конечном счете глобалистской повестки. Спроектированный Фостером и партнерами и открытый в 2002 году, Сити-холл соответствовал новым реалиям, ведь в 2000 году Новые лейбористы сочли необходимым вернуть Городской совет. Дорриан стремится найти символизм в форме здания, авторство которого принадлежит тем же архитекторам, которые в 1999‐м завершили реконструкцию берлинского Рейхстага, воплотив в нем свое представление о прозрачности демократии.Однако стеклянное здание, в которое Марк Дорриан наведывается в Лондоне, труднее поддается дешифровке. Его наклонная овальная форма (которую мэр Лондона того времени, Кен Ливингстон, окрестил «гигантским яичком») не обладает прозрачностью. Здание взвивается вверх и устремляется вниз. Прилегающая к нему территория представляет собой ступенчатое углубление, позиционируемое как место для проведения мероприятий на модном южном берегу Темзы. Внутреннее пространство здания задается огромной спиралевидной лестницей, вьющейся вокруг зала заседаний Лондонской ассамблеи. Учитывая представительскую функцию Сити-холла как резиденции управляющего органа Лондона, Дорриан пытается понять, с чем связано впечатление нестабильности, производимое зданием. Размышляя об этом, он обращает внимание на два изображения. Первое – Google Earth-репрезентация Лондона, расположенная на полу в холле при входе в здание; второе – панорама Лондона, открывающаяся с галереи на верхних этажах под названием «гостиная Лондона».
Поскольку спутниковый снимок Google Earth размещен на нижнем этаже, Дорриан воспринимает его как основание, на котором зиждется здание. Впечатляет, что лондонский парламент расположен на репрезентации пространства, которое он представляет на политической арене. Такая конструкция не беспроблемна. Спутниковые снимки, покрывающие весь пол вестибюля, создают ощущение господства, основанного на способности охватить взглядом огромное пространство. Но эта способность достигается за счет упрощения реальности и упущения из виду различных ее элементов. С Google Earth ситуация еще сложнее, поскольку новаторство сервиса заключается в возможности перемещаться между масштабами – от панорамных видов земного шара до фотографически точных изображений улиц. Для Дорриана эта картографическая технология способна порождать бесконечное множество репрезентаций пространства в зависимости от позиции наблюдателя и выбираемого им масштаба. Легкость перемещения сбивает наблюдателя с толку: невозможно понять, где остановиться в этом скольжении от макро к микро, чтобы получить реальный вид происходящего.