Сети города. Люди. Технологии. Власти

Маркус Оуэнс Алгоритмы и публичное пространство: «Новые игры» и геймификация города

«Новые игры», возникновение которых принято относить к середине шестидесятых годов XX века, стали ярким примером того, как начали формироваться правила и форматы взаимодействия между компьютерной культурой и (городским) пространством. «Новые игры» первоначально зародились как контркультурная практика сообщества программистов из области залива Сан-Франциско, начавших рассматривать технологии информационных коммуникаций не только как способ ускорить достижение промышленных и коммерческих целей, но и как инструмент социальных и культурных перемен[749]. Профессор коммуникаций и культурной истории Фред Тернер, отвечая на вопрос, зачем нам сегодня изучать «Новые игры», говорит, что современная ситуация, как в компьютерных играх, так и в жизни, во многом напоминает культурный контекст возникновения «Новых игр» в шестидесятые годы прошлого века: «Ни мы, ни участники „Новых игр“ не избежали полностью культурной гравитации холодной войны», а играть в «Новые игры» значило «имитировать, а возможно, и создавать новый социальный порядок», в котором технологии, придуманные для уничтожения, используются для созидания или просто развлечения. Поэтому изучение «Новых игр» помогает нам понять, что сегодня происходит между нами и нашими компьютерами (и, возможно, нами и нашими алгоритмами)[750]. В этом тексте к связке «люди, игры и компьютеры», описанной Ф. Тернером, я добавлю еще один элемент – «пространство». В практиках «Новых игр» оппозиция между закрытым и открытым пространством играет не менее важную роль, чем оппозиции война vs сотрудничество или имитация vs жизнь, поэтому изучение «Новых игр» позволяет, в частности, лучше понять отношения между алгоритмами и урбанизмом.

«Новые игры» возникли по инициативе Лиги сопротивления войне (the War Resisters League) Университета штата Калифорния в Сан-Франциско, активисты которой попросили Стюарта Бранда – тогда странствующего мультимедийного художника, а впоследствии создателя «Каталога всей Земли»[751], писателя, общественного деятеля и автора экологической концепции, соединившей защиту окружающей среды с идеями кибернетики и технологий, – придумать идею открытого общественного события. И тогда в 1966 году Бранд провел акцию в знак протеста против войны во Вьетнаме, которая состояла из двух игр. Первая игра Slaughter (Бойня), рассчитанная на 40 человек, моделировала ситуацию жесткой борьбы. Вторая игра предполагала более мягкие условия, но цель ее была сформулирована не менее агрессивно и состояла в том, чтобы «захватить контроль над Матерью-Землей». В игре приняли участие сотни людей, которые вели борьбу за шестифутовый шар из ткани, на котором были нарисованы океаны и континенты, – «Земной шар». Инструкции к игре предписывали: «На Земле – два вида людей: одни хотят толкнуть Землю к ряду флажков на этой стороне поля, а другие – перебросить ее через забор, расположенный на противоположной стороне поля. Начинайте!»[752] Игры происходили на территории нынешней Национальной зоны отдыха «Золотые ворота»[753]. Значение этого контркультурного хеппенинга вышло далеко за пределы единичного арт-проекта и породило движение «Новых игр», которое продолжалось еще около двадцати лет, включало сеть событий во всем мире, сопровождалось созданием активистских организаций и многочисленными публикациями[754].

«Новые игры» возникли как альтернатива «военным играм» государств, самой масштабной из которых стала холодная война. Полномасштабные полевые учения для подготовки к ядерной войне провести невозможно (речь идет не об испытаниях ядерного оружия, а именно об учениях с участием войск), и поэтому оказалось, что навыки военных профессионалов были почти бесполезны для понимания того, как может развиваться атомный конфликт. И на смену полевым учениям пришли компьютеры, а место генералов заняли программисты: «День за днем они имитировали ядерную войну как игру, рассматривали различные ее сценарии, используя самые лучшие компьютеры того времени»[755]. Для моих дальнейших рассуждений важно, что военные компьютерные игры давали «интеллектуальное и практическое подтверждение образу природных и социальных миров как закрытых систем»[756]. От закрытых за железным занавесом стран и секретных военных и научных институтов, в которых программировались войны будущего, до «тела, офиса, загородного дома – все должно было стать непроницаемым контейнером, в котором человек мог чувствовать себя в безопасности. Именно эти контейнеры участники „Новых игр“ надеялись открыть»[757].