Сети Вероники

Очнувшись вечером, смотрел из глубины комнаты на окно, возле которого стоял неделю назад, разговаривая с Алесей, и не мог заставить себя открыть его снова, хотя в комнате было душно, он задыхался от этого. Или не от этого?

Что-то странное с ним происходило. Что такое душевная боль, он, хоть и злясь на красивость определения, тем не менее знал, помнил. Но это, нынешнее странное, не укладывалось в привычные рамки. Оно было так же мучительно, как незнакомо. Словно кожа трескается, отпадая мертвыми кусками.

Женя все-таки поднялся с дивана, подошел к окну. Свет не включил, и его лицо отразилось в темном стекле. Глаза светились, как у зверя в саванне. Он видел такое однажды, когда леопард подошел совсем близко к госпитальным палаткам. Что за чушь ворочается в голове, при чем леопард? Алеся говорила про ледяную радужку – поэтому, наверное. Гены. Какие гены, что там в генах – у него, у нее? Он вспомнил светлую фигурку девушки из капа. А она при чем? Лезет в голову постороннее, пытается вытеснить из памяти все, что было в последнюю неделю, не получается вытеснить, и от этого только раздражение – на себя, на свою пустоту, на привычное онемение чувств.

Серебристая Вероника, непрошено явившаяся в его сознание, впрочем, раздражения не вызывала. Алеся была на свою прабабку похожа, и потому он вглядывался, хотя бы в памяти только, в ее ускользающие черты.

Глава 16

Вероника бежала по Подгорной улице к Захарьевской, держа над головой картонку. Утром было солнечно, поэтому ей и в голову не пришло захватить с собой зонтик, хотя Белла Абрамовна советовала на всякий случай взять. А к вечеру, когда закончились занятия на курсах медицинских сестер, дождь уже лил как из ведра.

Она раз в месяц, иногда и чаще, посещала эти курсы, действующие в бывшем здании Красного Креста. Лазарь Соломонович каждый раз предупреждал ее, когда будут давать именно то, что он считал необходимым для повышения ее медицинской квалификации, она записывалась и после работы приходила на занятия.

Слушая лекцию по артериальному кровотечению, Вероника то и дело поглядывала, как дождевые потоки заливают стекло, и вздыхала от того, что явится на поэтическое собрание в облике мокрой курицы.

Не пойти на это собрание было однако же невозможно, потому что Яша должен был читать стихи из своей первой книжки. Он и пригласил ее три дня назад, а книжку, сказал, подарит после вечера, чтобы от него она услышала эти стихи впервые. Показал только обложку, на которой был изображен простенький лесной пейзаж с распускающимся цветком. Автором значился Якуб Пралеска. На удивленный Вероникин вопрос Яша ответил, что это его литературный псевдоним, а в ближайшее время он запишет его как свое официальное имя.

– Ты с ума сошел! – ахнула Вероника. – Представляешь, что с родителями будет? Пусть бы псевдоним, но фамилию поменять… Нельзя их так обидеть, Яша!

– Я не разделяю их взглядов на национальный вопрос. – Яша посмотрел исподлобья. Упрямство мало подходило к его печальным темным глазам, однако во взгляде читалось сейчас именно упрямство. – Да, по крови я еврей и не скрываю этого. Но я родился и живу в Беларуси, пишу по-белорусски, значит, я белорусский поэт. И это для меня настолько значимо, что я считаю нужным закрепить это документально.

Вероника подумала, что Лазарь Соломонович, может, и поймет своего сына, и то едва ли, а уж Белла Абрамовна точно сляжет с сердечным приступом. Однажды она случайно услышала, как та говорила мужу о какой-то родственнице:

– Единственный сын Фирочке объявил, что женится. А невеста не еврейка. Каково матери, ты только представь! Не дай Бог такое пережить.

Вероника тогда вздохнула с облегчением. То есть она и всегда знала, что у евреев национальность определяется по матери, потому они и женятся только на еврейках, но счастлива была убедиться, что и лично для Беллы Абрамовны это имеет первостепенное значение. Цейтлины относились к ней так тепло, а Яша при этом так мало скрывал свою в нее влюбленность, что Вероника боялась, как бы это не привело к неловкости, если тот вдруг надумает прямо позвать ее замуж. Ему-то она отказала бы без колебаний, но не будет ли это обидно для его родителей?.. Оказывается, обидно не будет нисколько, вот и прекрасно.

В общем, прийти на поэтический вечер следовало в любом виде. Оставалось лишь радоваться, что под лестницей в здании Красного Креста нашлась хотя бы картонка, и надеяться, что она отчасти защитит прическу от полного исчезновения.

Однако, когда Вероника вбежала в вестибюль рабочего клуба и остановилась, чтобы отдышаться, вид у нее был такой, что хоть обратно на улицу беги. Да еще зеркало встречало прямо при входе!