В этом случае «задержка» «контрреволюционного» командующего флотом в Севастополе получает еще одно объяснение. Вероятно, он ждал не только ответа германского командования на посланную им делегацию, но и погрузки на корабли тех людей, в том числе красноармейцев, которые хотели уйти из-под неожиданной для города немецкой оккупации вместо ожидавшегося в Севастополе появления войск относительно «дружественной» Украинской народной республики (смена УНР на поставленное немцами правительство гетмана Павла Скоропадского произошла в эти же дни, 28–29 апреля, и, конечно, в Севастополе об этом просто не знали, впрочем, группа Петра Болбочана была послана на захват Крыма еще при власти УНР).
Есть и еще один нюанс, показывающий, что далеко не всё в годы гражданской войны определялось партийным размежеванием, и что достойные люди были на всех фронтах и во всех лагерях.
Под натиском внешней военной угрозы – захвата Крыма и Севастополя хоть украинцами, хоть немцами – разным властям в Севастополе в общем-то удалось договориться между собой, что делать с флотом. При том что сама возможность договоренности была совсем не очевидной в условиях многопартийных севастопольского Совета и Центрофлота при наличии преимущественно большевистского Военно-революционного комитета, дискредитировавшего себя в городе расправами над офицерами флота в феврале 1918 года (от которых сам комитет, правда, отмежевался). Тем не менее, несмотря на острые разногласия и борьбу за власть друг с другом, большевики смогли организовать оборону города, а Центрофлот взял на себя координацию с центральным правительством, при том, что был, скорее, противником большевистского центрального Совета народных комиссаров.
Показательно и то, что местные большевики с рвением и настойчивостью взялись за организацию обороны города от немцев – шаг, безусловно, патриотичный, однако не только бессмысленный со строго военной точки зрения, но и шедший в разрез с директивами центральной советской власти, настаивавшей на соблюдении условий Брестского мира.
Статья 5 Брестского мира, подписанного 3 марта 1918 года, гласила:
«
Также в Брестском договоре прописывалось обязательство:
«
Границы Украины в Брестском договоре не оговаривались, однако Крым и Севастополь, очевидно, рассматривались как русские территории – во всяком случае, их упоминание отсутствует в договорах Украинской народной республики с «державами четверного союза».
В совокупности это означало, что Черноморский флот нужно «разоружить» либо содержать в «русских портах… до заключения всеобщего мира». Логично было предположить, что речь идет о Севастополе, где и базировался Черноморский флот. Однако, судя по всему, советское правительство после подписания мира не обязало тут же местные власти (в первую очередь, Центрофлот как главную на тот момент структуру управления флотом) начать его разоружение.
Начавшееся же военное развертывание немцев по территории подконтрольной им Украины с угрозой занятия Крыма и Севастополя (немецкие войска вышли к Перекопу 5 апреля 1918 года[44]
) вызвало и вовсе противоречивую реакцию большевиков в центре, причем эта противоречивость была замечена участниками событий в Севастополе, о чем по понятным причинам умалчивает советская мемуаристика и научная литература и что по причинам менее понятным игнорируют и современные исследователи.Конечно, управление большевиками даже тех районов, где признали советскую власть, на начальном этапе было хаотичным, но думается дело не только в этом.
25 марта Наркомат по морским делам, в котором при Льве Троцком важную роль играл «старый военспец» контр-адмирал Василий Альтфатер, принял решение о «немедленном вывозе» из Севастополя в Новороссийск «запасов и грузов».