– Э нет, – сказала я, – если ваша супруга избавится от дьявола, раскается за свои дела и начнет двигаться к добру, то я обещаю вам лично переговорить с князем Серегиным, чтобы тот изменил свой приговор. В ваш родной мир править Британией ее, конечно, не вернут, но участь ее непременно будет смягчена. Ведь ваша супруга довольно неплохой управленец, а наш Артанский князь совсем не любит разбрасываться талантами.
– В таком случае, – приосанился принц Альберт, – попрошу походатайствовать, чтобы и меня тоже направили вместе с ней… В конце концов, мы муж и жена, и только смерть имеет право разлучить нас, и то ненадолго.
– Хорошо, – согласилась я, – я походатайствую. Если хотите, можете забирать вместе с собой всех детей, кроме старшего. Его судьба – стать королем Великобритании Эдуардом седьмым и править долго и счастливо на благо английского народа. Но в таком случае ему необходимо найти хорошего регента, который сумел бы очистить ваше королевство от налета скверны и в то же время не допустить явлений, способствующих его распаду. Это должен быть не аристократ или член посторонней правящей семьи, а человек, искренне преданный Британии и ее народу. У вас, Ваше Высочество, есть подходящая кандидатура?
Принц Альберт отрицательно покачал головой, и тут неожиданно заговорила Анастасия.
– Такая кандидатура, – сказала она, – есть у меня. Этого человека зовут Уильям Гладстон, ему сорок шесть лет, из которых восемнадцать он является депутатом парламента, а совсем недавно он блестяще отбыл каденцию канцлера казначейства (министра финансов).
– Замечательно, – кивнула я, – Гладстон так Гладстон. Пусть будет так, тем более что сначала должен закончиться успехом обряд экзорцизма, и лишь потом можно будет вести подобные разговоры, а посему давайте вернемся к нашим делам…
– Да, – подтвердила Лилия, – давайте вернемся к делам. Госпожа Анна, будь добра найди мне в твоем бардаке хоть какую-то ширму, а то девочки и мальчики будет стесняться раздеваться догола в присутствии посторонних. И, кроме того, пейте же вы наконец свою воду, а то заклинание в ней выдохнется и придется тогда либо посылать за новой порцией, либо мучиться от жары… Давай-давай, швыдче-швыдче, цигель-цигель ай-лю-лю! Если театр начинается с вешалки, то армия и наше Тридесятое царство – с медицинского осмотра. Вы еще нам потом спасибо скажете, потому что так, как лечат здесь, больше не лечат никогда и нигде.
Боже! Где я? Что за жуткая, темная, тесная каморка? Словно тюремная камера… Жесткая койка в углу… Окошко под самым потолком… Серые стены, крепкая дубовая дверь… В груди моей что-то жмет, давит, мне трудно дышать… Мне кажется, что передо мной разверзлась черная бездна. Я никогда даже представить себе не могла, что со мной случится такое! Причем таким неожиданным и ужасным образом. Даже в жутких снах мне не привиделось бы такое. Это конец всему, и мне тоже. Не больше никакой Королевы Великобритании, есть жалкая, поверженная, дрожащая узница, обиталище которой отныне – вот эта узкая монашеская келья! Да и это жилище временно – впереди меня ждет нечто такое, что при мысли об этом я испытываю приступ тошноты и мои зубы начинают выбивать дробь. О Господи, спаси меня от злой участи, уготованной этим чудовищем Артанским князем, поправшим все, что было свято для меня: мою семью, мой народ и нашу Империю! Из какой преисподней он только взялся вместе со своими подручными? Боже, за что ты пролил свой гнев на наши головы?
Так, едва слышно шепча сумбурные молитвы пересохшими губами, я стояла посреди этой убогой комнатушки, прикрыв глаза и прижав руки к груди. «За что?» – был мой основной вопрос к Господу. Впервые Его промысел не поддавался осмыслению. Как Он, Господь, мог допустить, чтобы эти гнусные варвары, полуязычники – эти русские – повергли нашу Великую Империю, колыбель культуры и центр европейской цивилизации, ниц, к своим грязным ногам? Какое немыслимое унижение! А впереди – только мрак, тлен, позор и забвение.
Когда этот Артанский князь так глумливо разговаривал со мной, мне казалось, что лучше бы я умерла на месте, чем терпеть это унижение. Его планы в отношении меня были порождением чудовищной, извращенной фантазии. И он не шутил. Перспективы, что он мне нарисовал, мне следует избежать любым способом. Но каким? Боже! Ведь и умирать я не хочу… Мне страшно умирать!