Север и Юг

Мистер Белл догадывался, о чем думает племянница, и мудро держал язык за зубами. Они остановились возле «Герба Ленарда» — гостиницы, больше похожей на ферму и стоявшей чуть поодаль от дороги, словно хозяин ее не был настолько заинтересован в постояльцах, чтобы их заманивать, но готов принять каждого, кто нуждается в еде и ночлеге. Здание было выкрашено в светло-зеленый цвет, а перед ним красовалась окруженная скамейками огромная старая липа. Среди ветвей прятался щит с изображением мрачного герба рода Ленардов[9]. Дверь гостиницы оставалась распахнутой, однако гостеприимной поспешности здесь не ощущалось. После долгого ожидания наконец-то появилась хозяйка: встретила путешественников едва ли не как родных, а задержку объяснила сенокосом — обед рабочим отвозили в поле, она как раз складывала еду в корзинки и не слышала шума колес. Удивляться не приходилось, поскольку, свернув с дороги, экипаж оказался на мягкой земляной колее.

— О господи! — воскликнула добрая женщина, как только луч солнца осветил лицо Маргарет, до этой минуты скрытое полумраком большой комнаты. — Дженни, это же мисс Хейл! Скорее беги сюда!

Хозяйка по-матерински обняла Маргарет.

— Как поживаете? Как отец? Диксон? Мы до сих пор сожалеем, что викарий уехал от нас!

Похоже, о смерти матери миссис Перкинс уже знала — судя по тому, что не спросила о ней, — и Маргарет попыталась сообщить о смерти отца, но первое же слово застряло в горле. Она лишь тронула траурное платье и произнесла:

— Папа…

— Но, сэр, этого не может быть! — обратилась за опровержением закравшегося подозрения к мистеру Беллу миссис Перкинс. — Весной к нам приезжал джентльмен… нет, скорее, еще зимой… много рассказывал о мистере Хейле и мисс Маргарет. О смерти бедной миссис Хейл он сообщил, но о болезни нашего викария не обмолвился ни словом!

— И все же это так, — горестно вздохнул мистер Белл. — Викарий Хейл умер внезапно, когда гостил у меня в Оксфорде. Он был хорошим человеком, миссис Перкинс, и многие из нас были бы благодарны за такой мирный и легкий конец, который настиг его. Отец Маргарет был моим лучшим другом, а сама она — моя названная дочь. Вот я и подумал, что хорошо бы нам с ней вместе посетить родные края. По давним временам знаю, что у вас можно получить удобные комнаты и роскошный обед. Вижу, что вы меня не помните: я Адам Белл. Пару раз, когда в доме священника были гости и не хватало места, я ночевал здесь и пробовал ваш чудесный эль.

— Теперь вспомнила! Простите, что не узнала сразу: очень уж обрадовалась, увидев дочку викария! Позвольте проводить вас в комнату, мисс Маргарет: отдохнете, умоетесь с дороги. Еще утром я опустила в кувшин свежие розы — цветками вниз. Подумала: вдруг кто-нибудь приедет? Нет ничего лучше воды с ароматом мускуса. Подумать только: викарий умер! Что ж, все мы когда-нибудь умрем. Тот джентльмен, что приезжал, говорил: мистер Хейл очень горевал по жене.

Хозяйка повела гостью в комнату, а профессор попросил:

— Как только проводите мисс Хейл, миссис Перкинс, спуститесь, пожалуйста, ко мне: хочу проконсультироваться насчет обеда.

Небольшое двустворчатое окно в комнате, куда привела хозяйка Маргарет, почти полностью закрывали ветки розового куста и плети виноградной лозы, но стоило их раздвинуть, и стали видны вдалеке верхушки труб родного дома.

— Да, — вздохнула миссис Перкинс, расправив и без того безупречную и благоухающую лавандой постель и отослав Дженни за полотенцами. — Времена меняются, мисс. У нового викария семеро детей, а теперь он строит помещение и для тех, которым еще предстоит родиться, — на месте беседки и сарая. Сменил каминные решетки и поставил в гостиной сплошное окно. Они с женой совершенно неугомонные: постоянно что-то делают, потом переделывают — творят добро, как говорят сами. Ну а я бы сказала, что переворачивают все вокруг вверх дном непонятно зачем. Новый викарий — трезвенник, мисс, и мировой судья, а жена его знает массу рецептов экономных блюд и убеждает печь хлеб без дрожжей. Говорят они не по очереди, а одновременно, и так много, что слова не вставишь да еще и оглохнешь. Только когда уйдут, начинаешь понимать, что ничего нового не узнала. Во время сенокоса он ходит по полю, заглядывает в бидоны и очень сердится, если там оказывается не имбирное пиво, а что-нибудь покрепче, но я ничего не могу поделать. И бабка моя, и мать отправляли рабочим настоящую солодовую водку, а если у кого-то болела спина, лечили солями и александрийским листом. Вот и я так делаю, только миссис Хепворт, супруга викария, велит вместо лекарств давать засахаренные фрукты. Говорит, они гораздо полезнее, да только я не верю. Так хочется с вами поговорить еще, мисс, но мне пора идти — дела. Скоро вернусь.