Север и Юг

Столкнувшись лицом к лицу, прежде всего как хозяин и рабочий — каждый представлял свою сторону, — оба внезапно почувствовали, что обладают одним существенным сходством — человеческим сердцем. Открытие положило начало новым отношениям. До сих пор опасение потерять связь с кем-то из рабочих, не так давно обретших лицо и характер, или осуществить рискованный, слабо продуманный план придавало особую глубину пониманию сложного процесса производства. Положение промышленника, хозяина фабрики приобрело новый, неведомый ранее интерес просто потому, что позволило тесно общаться со странными, невежественными, но в то же время на редкость проницательными людьми и помогло увидеть в них не только силу характеров, но и глубину чувств.

Торнтон пересмотрел свое положение в качестве владельца фабрики в Милтоне. Забастовка, случившаяся полтора года назад, не позволила выполнить крупные заказы. Значительная часть капитала осела без движения в новых дорогих станках, а закупленный в больших объемах хлопок лежал на складах бесполезным и опасным грузом. Одной из серьезных причин провала стала низкая квалификация ирландских рабочих. Большая часть выпущенных ими тканей не соответствовала уровню солидного, уважающего себя и свой товар предприятия. В течение нескольких месяцев Торнтон не мог избавиться от тяжких воспоминаний. Нередко, встречаясь с Хиггинсом, он без видимой причины говорил с ним жестко, а порой и грубо — просто потому, что до сих пор болезненно переживал события, в которых тот принял активное участие, — но, едва осознав импульсивную бесконтрольность своего поведения, решил немедленно ее искоренить. Просто избегать встречи с Хиггинсом ему показалось мало: потребовалось доказать самому себе, что имеет власть над собственным гневом, — а для этого обеспечить Хиггинсу свободный доступ к своей персоне всякий раз, когда позволяли условия бизнеса. Постепенно гнев и раздражение окончательно развеялись, а на смену им пришло удивление: как могло случиться, что два человека, работающих на одной фабрике и живущих за счет одного бизнеса — пусть и каждый по-своему, — могут так по-разному воспринимать все, что происходит вокруг? В конце концов, возникло общение, если не окончательно устранившее возможные разногласия и даже столкновения, то позволившее хозяину и рабочему смотреть друг на друга с симпатией и терпеливо выслушивать противоположное мнение. Помимо очевидного улучшения отношений и сам мистер Торнтон, и его рабочие признали, что каждая из сторон очень плохо представляет, чем живет противоположный лагерь.

Настала черная полоса в торговле, когда обвалившийся рынок потянул за собой стоимость всех крупных запасов готовой продукции. Склады Торнтона подешевели вдвое; новые заказы не поступали; дорогостоящая техника прибыли не приносила; с трудом удавалось получить оплату уже выполненных контрактов. Несмотря на сложности, приходилось постоянно вкладывать средства в поддержание бизнеса. Пришло время оплачивать счета за приобретенное сырье. Денег не хватило, и единственным выходом оказался заем под непомерные проценты. При этом реализовать хотя бы часть готовой продукции не удалось, но Торнтон не отчаивался, а день и ночь искал выход из тупика. Дома оставался таким же спокойным и мягким, как всегда. С рабочими разговаривал мало, но к этому времени они уже хорошо его знали и воспринимали лаконичные ответы скорее с сочувствием к затруднениям хозяина, чем с плохо скрытым антагонизмом, прежде то и дело прорывавшимся в резких замечаниях и суровых оценках.

— У хозяина полно забот, — заключил однажды Хиггинс, услышав, как кто-то резко спросил, почему что-то не исполнено, и уловив тяжелый вздох, вырвавшийся из груди Торнтона.

Тем вечером Хиггинс и еще один опытный рабочий незаметно для других остались после смены, чтобы исправить оплошность, и мистер Торнтон никогда бы об этом не узнал, если бы не сообщил надзиратель, который должен был передать распоряжение рабочим.

«Вот кто пожалел бы нашего хозяина, если бы увидел, что он такой понурый и бледный, так это старый священник: все свое нежное сердце выплакал бы, если бы увидел на его лице такую печаль, какую сейчас вижу я», — подумал Хиггинс, заметив шагавшего по Мальборо-стрит хозяина, и окликнул его.

Джентльмен раздраженно вздрогнул и остановился, как будто мысли его в этот момент находились где-то далеко.

— У вас есть какие-нибудь новости от мисс Маргарет?

— От мисс?..

— От Маргарет, мисс Хейл, дочери старого священника. Впрочем, вам отлично известно, кого я имею в виду, — не очень уважительно заметил Хиггинс.

— Ах да!

Суровое напряженное выражение мгновенно исчезло, словно мягкий летний ветерок сдул тревогу. Хоть губы по-прежнему оставались плотно сжатыми, глаза смотрели на собеседника уже гораздо теплее.

— Теперь мисс Хейл — мой землевладелец. Вот так-то, Хиггинс. Время от времени общаюсь с ней через местного агента. Знаю, что у нее все в порядке: здорова, живет в Лондоне вместе с родственниками, — так что спасибо, Хиггинс.