На семейном совете Эдит, ее матушка и муж решили, что отважные планы Маргарет еще надежнее сохранят ее для Генри Леннокса. Они всеми силами удерживали ее от новых знакомств и радовались, что кузина не игнорирует его общество. Другие поклонники, привлеченные красотой девушки и слухами об огромном состоянии, мгновенно устранялись с дороги легкой высокомерной улыбкой и переходили на иные тропы — туда, где прогуливались менее разборчивые красавицы и более сговорчивые наследницы. Отношения между Маргарет и Генри постепенно становились все ближе, однако ни она ни он не допускали ни малейшего проявления интереса даже со стороны самых близких людей.
Глава 50. Перемены в Милтоне
Тем временем в Милтоне трубы дымили, паровые машины ревели и стучали, а станки работали без остановки. Дерево, металл и пар трудились бесчувственно и бесцельно, но бесконечность их монотонной работы уступала неустанному терпению толпы, осознанно и целенаправленно стремившейся… к чему? На улицах редко попадались праздные гуляки. Лица прохожих выражали тревогу и решимость. Любые новости воспринимались с жадностью. На аукционе и на бирже игроки отталкивали друг друга точно так же, как в жизни, руководствуясь диким законом конкуренции. Город тонул во мраке. Покупатели приезжали редко, да и тех встречали с подозрением: кредиты давно утратили доверие, а самые надежные из клиентов могли в любой момент потерять состояние из-за бесконечной борьбы между пароходными компаниями в соседнем портовом городе. Пока в Милтоне никто не разорился, но вести из Америки, как и из более близких стран, вызывали столь острую тревогу, что даже если языки молчали, то глаза неустанно спрашивали: «Какие новости?»; «Кто уже обанкротился?»; «Что будет со мной?»…
Если собиралась небольшая компания, собеседники старались говорить лишь о тех знакомых, кто прочно держался на плаву, и не упоминали неудачников. Считалось, что пустые разговоры только ухудшают положение, притом что каждый новый банкрот тянул в пропасть следующего.
— Торнтон стоит твердо, — рассуждали знатоки. — Бизнес его процветает и расширяется с каждым годом. А все потому, что при всей своей смелости он чрезвычайно умен и рассудителен!
Один из сплетников, некий Харрисон, отозвал другого в сторону и, склонившись к самому уху, высказал особое мнение:
— Да, бизнес Торнтона велик, но прибыль он вкладывает в расширение производства, почти ничего не оставляя на черный день. Станки у него новые, но как долго останутся такими? Еще пару лет, не больше, а стоят огромных денег!
Однако скептически настроенный мистер Харрисон просто завидовал: унаследовав от отца состояние, очень боялся его потерять, расширив бизнес, — и мучительно переживал за каждое пенни, заработанное более отважными и дальновидными коллегами.
Правда заключалась в том, что Торнтон испытывал серьезное давление, и острее всего оно ощущалось в самой уязвимой точке: страдала гордость за безупречную коммерческую репутацию, которую промышленник создал собственными усилиями. Свой огромный успех он объяснял вовсе не особыми личными качествами и выдающимися заслугами, а мощью коммерции, позволявшей каждому умному, добросовестному и бесстрашному фабриканту подняться на тот уровень, откуда можно наблюдать за великой игрой мирского успеха и, благодаря разумной дальновидности, открыто и непредвзято влиять на окружающую жизнь. Далеко-далеко, на востоке и западе, где Джон Торнтон никогда не был и никогда не побывает, имя его прозвучит с почтением, любое желание исполнится, а слово сравнится с золотом. С этой идеей торговли молодой амбициозный фабрикант начал развивать свой бизнес.
— «Купцы ее уподобятся принцами»[10], — провозгласила матушка напутствие, которое, словно сигнал трубы, должно было призвать сына к бою.
Однако, как и большинство окружающих — мужчин, женщин и детей, — Джон не обращал внимания на то, что находится рядом, а стремился вдаль: мечтал об известности в других странах, о фирме, прославленной на многие поколения вперед. Потребовались долгие годы молчаливых раздумий, чтобы в сознании мелькнуло представление о важности сегодняшнего дня в родном городе, на своей фабрике, среди собственных рабочих. Их линии жизни тянулись параллельно — очень близко, но никогда не пересекались — до случайного (как тогда казалось) знакомства с Хиггинсом.