Северянин (СИ)

- Отнюдь, - ничуть не смутился ожидавший чего-то подобного Норд, - она была знатной женщиной – дочерью тэна.

- Знатная, стало быть… И как тебя не утопили только…

Норд и сам не раз задавал себе этот вопрос. Ненависть деда ему была понятна, а вот любовь матери не соответствовала законам мира, в котором они жили. Но ведь говорят же, что любовь не требует объяснений?

- Зачем? Мать любила меня. Я и из Англии не уезжал-то из-за нее. У мамы было слабое здоровье, а без меня она еще пуще тосковать начинала. Не мог я ее бросить, а путешествовать – страсть тянуло. Вот, - Норд слегка качнул головой, - родину отца посмотреть.

- Посмотреть, говоришь? Столько хлопот ради красивых видов?

- Глупо называть дорогу хлопотами, - улыбнулся Норд. - Во мне течет та же кровь, что и в тебе, пусть и слегка разбавленная. Одна страсть к морю, одна жажда нового.

- Да, - низко протянул Бранд, - норманнская кровь сильна, не забьешь ее. Как ни воспитывай, как ни приручай, а все едино – диким странником останешься.

Что ж, кивок стал достойным ответом на реплику Бранда: Норда устраивало, что его сочли лихим воином, вырвавшимся-таки из-под опеки матери.

- А чего друг твой такой молчаливый? – неожиданно поинтересовался Бранд.

- Что? Да… он часто такой, - на этот раз ложь легко сорвалась с губ.

- Неуж? Вот бы не подумал. Мне как Торкель сказал, что он Эрика Рыжего сын, я сразу решил: бешеный малый будет. Ну, датчанин-то этот, хитрюга, меня, конечно, успокоить попытался: мол, так и так – смирненький он. Да только я не поверил. Знаю же, сильна отцова кровь. А семейка эта… страсть. Об их норове по всей Норвегии славные слухи ходят. И об отце этого твоего, и о его папане… А он, глянь-ка, правда, едет, ни звука лишнего не издаст. Лошаденке только что-то на ухо шепчет, да оно правильно, верно. Хорошо обучен, видать. Ну, с животиной-то управляться. Да и нрав, стало быть, у него добрый. Знаешь, как дочери жениха-то подыскивать надо, коли счастья-то дитятку своему желаешь? – неожиданно спросил Бранд. - Знаешь? Чтоб удал да домовит – оно и так ясно-то. А коли колотить станет? Нет, оно бабу на место поставить, разумеется, надобно бывает, да только тут меру знать надо. Вот… ты на то, как женишок-то этот со скотинкой обращается, глянь – сразу поймешь, коли нежным да ласковым быть может. Этого Эриксона сразу видать – может, может…

Норд недоуменно моргнул, коротко взглянул на Бранда, явно получающего удовольствие от передачи знаний молодым, и перевел взор на Торвальда. Тот с хмурым видом брел рядом с лошадью, давая ей отдохнуть. Пред глазами Норда почему-то всплыла виденная еще в глубоком детстве картина: колонна рабов – грязных и понурых тощих людей, еле волочащих ноги под тяжестью безысходности.

Норд замотал головой, сгоняя наваждение, и чуть не свалился на землю, когда конь под ним запнулся. Ободряюще потрепав серого за ухо, Норд окликнул Бранда:

- Когда становиться будем? - он думал, стоит ли спешиться или уже можно не беспокоиться.

- Скоро. Вон пригорок видишь? За ним станем.

***

Норд рассеянно огляделся и чуть не взвыл. Такого он не ждал. Не ждал, что снова окажется в дымчатом мареве, снова попадет в плен морока. Правда на сей раз он явственно понимал, что спит, только это совершенно не успокаивало. Как вырваться из лап липкого тумана, он не знал, и от этого становилось страшно

Норд сел прямо на землю, теряющуюся в сером ничто. Никуда идти он не хотел – боялся снова потерять рассудок, заблудившись среди бесконечных образов этого сумасшедшего мира, снова быть втянутым в пеструю круговерть сцен прошлого и грезящегося будущего. Захотелось сжаться в комок, закрыть глаза и уснуть. А проснуться уже наяву, лежа закутанным в плащ с седлом под головой.

Но серый океан в голове Норда имеет собственные желания.

- Чего сидишь? Неужто молот свой Мьёлльнир** назад получить не желаешь? Фрейя, конечно, сподмочь отказалась нам в деле сем благородном. Да только не повод то, руки свои опускать и ётуну Трюму волшебный молот в дар отдавать.

Норд, онемев, смотрел на стоящего перед ним статного мужчину. Тот был хорош собой, дорогие одежды ладно облегали сильное гибкое тело. Волосы незнакомца горели живым рыжим огнем. Пряди переливались от темно-алого до желтого или даже белого, подобно языкам настоящего пламени, и казалось, что у мужчины на голове пылал костер. А потом неизвестный поднял на Норда глаза, и того прошиб холодный пот, ибо глаза эти были чернее ночи, а в их глубине сиял пожар куда страшнее того, что был на голове. Всепожирающее, всеразрушающее пламя манило неудержимой мощью и отпугивало неизбежностью исхода.

- Одежды я Фрейи тебе, друг, принес. Их натяни на себя ты скорее. Хитрого Трюма обманем с тобой мы – будет он знать, как грабить богов!