Северянин (СИ)

          Гнев исчез с лица Норда. Ему на смену пришла противная горечь. То ли вины, то ли разочарования. А может, и того, и другого сразу.

          — Тогда вели прирезать по-тихому. Или еще что. Так, чтобы никто и не понял. Был человек да не стало.

          Олаф окинул пропитанную усталостью фигуру Норда пытливым взглядом.

          — Чего ты так печешься о нем?

          — А чего ты боишься?

          — Ни один, ходящий по земле Мидгарда*, не должен знать, как, с чьей подачи умер Хакон. И как к нему попал этот трэлл. Коли… этот идиот не притащился бы сам сюда — еще ничего, пущай жил бы. А так… его слишком многие видели.

          — Так позволь ему бежать! Сделаем все тихо, никто и не узнает, что не сам выбрался. Это станет лучшим выходом. И руки не замараем, и его с глаз подальше уберем. Ну, подумай же!

          — Он не побежит! — насмешливый звонкий голосок лихо вклинился в разговор двух сейчас, пожалуй, самых главных людей Норвегии.

          — Опять ты? — раздраженно воскликнул Трюггвасон. Его неугомонный мальчишка уже успел порядком поддостать. — Чего надобно?

          — Не побежит, говорю, пленник ваш.

          — С чего вдруг? — удивился Норд.

          — Я откуда знаю? Только хотел я его нынче ночью развязать, пока пили все, а он не захотел.

          — Отпустить хотел? — взвыв, Трюггвасон сделал несколько решительных шагов в сторону Валпа. — Паршивец…

          Валп, всегда считавший излишнюю храбрость сущей глупостью, шустро оббежал мужчину и встал у Норда за спиной.

          — А за что вы его судить хотите-то? Что плохого сделал он?

          — Да я тебя сейчас… — оглядевшись, Олаф подобрал тонкую гибкую палку, — так отхожу… чтоб не лез, куда не надобно.

          — Оставь драться. Послушай лучше. Этот, — кивок на Валпа, — уже кое-что понял. И прочие поймут. Ты сам себе могилу роешь!

          Олаф тяжело вздохнул и поднял на Норда взгляд, в котором явственно виднелось «черт с тобой!» Но не минуло и пары ударов сердца, как губы его растянулись в довольной улыбке.

          — Что ж… он хоть и раб, но мы дадим ему уйти с честью. Пусть и не по христианским обычаям, а по здешним, но… тем вернее будет. Получится даже красиво, прям скальдам** на радость: раб последнего языческого короля умрет как подобает воину Одина. Сейчас — это будет казнью. Потом — последним его шансом отправиться в Вальхаллу.

          — Что?..

          — Все. Решено.

          Валп присвистнул и шустро побежал куда-то в сторону леса, видимо, опасаясь, что Трюггвасон может вспомнить про него. Олаф, впрочем, думал совсем о другом. Развернувшись, он зашагал прочь.

          До этого присутствовавший лишь как молчаливый зритель Торвальд хмыкнул.

          — Удружил ты парнишке, ничего не скажешь…

          Норд напрягся:

          — Ты о чем?

          — Смерть чести… геройская смерть… может, это и путь в чертог павших воинов, но… не дано нам знать, что ждет недостойных в Хеле, только сдается мне: лучше пустота после смерти, чем такие муки при жизни.

          — Говори уже прямо!

          — А что говорить-то? Скоро и сам все увидишь. Хотя… лучше б не видел. Зрелище не то чтоб приятное.

          — Торвальд, пламя Локи тебя пожри, говори!

          — Олаф решил сделать из его казни почти жертвоприношение. Одину. Отправить на прогулку. Вокруг ясеня***.

          Норд отупело моргнул и потряс головой. К горлу подкатил тугой ком тошноты. За годы в Норвегии он ничего подобного не видел, но слышать доводилось. Жуть какая! При всей своей прямоте, в изобретательности на муки викинги порой догоняли английских церковников. Норд тихо застонал и осел на землю.

          — Чего ты так убиваешься? — Торвальд тут же опустился рядом. Положил теплую тяжелую ладонь на плечо, чуть сжал. — Какое тебе до него дело?

          — Это ж я его так. Подставил. Причем дважды. Сначала убить заставил. Теперь вот… на такую смерть обрек.

          Торвальд поджал губы, отвернулся. Теперь они сидели спиной к спине, так, что ни один не видел другого, но поддержку чувствовал.

          — Ты же сам говорил, что так или иначе, это его выбор. Да и… не мог ты всего предвидеть, тоже твои слова.

          — Я… подозревал. Ну, не именно это, конечно. Но чуял, что не добром для него завершится все.

          — Не ты его обрек. И не в тот день, когда купил. Боги это сделали. Когда подарили Тормоду сестру-красавицу, а Хакону — власть. Вот и все.

          — Как легко, — усмехнулся Норд, — сказать «так решили боги».

          — Легко, — не стал спорить Торвальд.

          — А ведь все люди творят!

          — Не поздно спохватился-то?

          — Нет. То есть отступать, менять что-то теперь уже поздно, да. Но я и не хочу.

          Торвальд не ответил. Чувствовал, что нечего сказать. Норд и сам все понимает, а душу облегчить — слова не помощники. Есть вещи, которые надо просто пережить. Думать о том, что все когда-нибудь проходит, и пережить. На это нужно время, но пока оно у них есть. Торвальд надеялся на это. Его вечная тяга Норда бежать, спешить, нестись вперед пугала и раздражала. Он не хотел торопиться.

          Но и вечность просидеть на месте не удастся:

          — Тинг уже скоро начнется.

          — Да? — кажется, Норд удивился. — Хорошо, иди.

          — А ты?

          — Я… попозже подойду. Все равно сначала каждый будет пытаться вперед выйти, чтоб похвастаться, как много врагов зарубил. Не хочу.

          Торвальд пожал плечами, а Норд резво подскочил и кинулся в лесок, где недавно исчез Валп.