Северянин (СИ)

          Норд проглотил колкость про выспавшуюся рожу конунга и пошел к выходу. До обеда еще далеко, много успеть можно.

          Однако, как оказалось, человеческая глупость и нерасторопность способна смешать любые планы: из-за нерадивого молодчика, коему было поручено разобраться с ангарами на заднем дворе, Норд и половины задуманного не успел. Вот как так можно? Задание же — проще некуда.

          Было видно, что покидали Медальхус поспешно, хватая лишь самое необходимое и не заботясь о сохранности брошенного. В комнатах осталось много личных вещей: одежда, украшения, посуда… Норду было ужасно неприятно увидеть среди прочего хлама детские игрушки. Душу грела лишь мысль, что ребенка сумели увести… и надежда, что не успели догнать.

          Младший Хаконсон Норда не волновал — слишком мал. Да и близок с отцом не был. Маловероятно, что он станет пытаться настраивать народ против Олафа. Он и не сумеет. Всегда, правда, остается возможность, что кто-нибудь слишком умный прикроется ребенком, его именем и происхождением, польстившись на власть, но что-то подсказывало Норду, что в данном случае Эрик — не лучший вариант. Его почти никто не знал. Вот старшенький — совсем другое дело. Но он, кажется, погиб. Точно Норд не знал: в конце концов, паршивец мог и сбежать, но тут уж ничего не поделаешь.

          — Так, хорошо. С мукой разобрались, — выдохнул Норд, глядя на виноватое лицо ответственного за пересчет запасов. — Что там с маслом?

          Викинг смущенно замялся. Норд страдальчески выдохнул. За что ему такое наказание?

          — Норд! Норд! — от праведного гнева несчастного бездельника спас Валп — один из немногих, кто Норда только радовал. Из мальчишки вышел отменный гонец. Он носился с сообщениями и поручениями не хуже белки Рататоск**. И никогда ничего не путал и не забывал. Порой был излишне остёр на язык, но то недостатком и не назовешь. А как Олаф при его появлении бесился — загляденье.

          — Норд, там эти приехали… с севера. Конунг кличет тебя, — то, с какой интонацией Валп произнес это «конунг», Норду тоже понравилось. С таким выражением говорят о кузнецах-недоучках и скальдах с паршивым голосом.

          — Хорошо, сейчас иду. А ты… — уничижающий взгляд на лентяя, — чтоб до завтра закончили.

***

          — Торкель выбрал самый неподходящий день, чтоб явиться! — взвыл Норд, падая на лежак.

          Торвальд приоткрыл один глаз и издал слабый вопросительный звук.

          — Мабон***! — произнес Норд с таким выражением, словно это все объясняло.

          — И что? — Торвальд смирился с тем, что придется просыпаться.

          — Шум, суета, толпы незнамо кого… и он!

          — Считаешь, он существенно повлияет на количество забот?

          Совершенно несчастный взгляд стал ответом.

          — Ну как ты не понимаешь? Нам надо не отпраздновать, а не дать себя поздравить!

          — Чего?

          — Мабон — языческий праздник. А Олаф, если ты не забыл, — носитель новой веры. А это что получится? Никому, значит, нельзя — а этому датчанину можно? Не объяснять же каждому, что он не из-за Мабона явился!

          Торвальд закусил губу, призадумался:

          — Н-да, дела… И что делать будешь?

          — Делать! — усмехнулся Норд. — Я сегодня полдня с Олафом проругался, чтоб он пышной встречи не устраивал. А он — вот сущий баран! — уперся. Дескать, Торкель — очень важный гость. Он и денег, и людей давал, нельзя его обижать.

          Норд тяжело, злобно задышал. Торвальд покачал головой и сел, приобнимая друга за плечи:

          — Так на чем порешили-то?

          — Ни на чем! — раздраженно. — И вообще, что ты меня трогаешь вечно?

          Вывернувшись из-под руки викинга, Норд поднялся с постели и подошел к окну.

          — Норд, — укоризненно протянул Торвальд. Ему жутко надоели постоянные срывы. Он совершенно не понимал, в чем виноват, да откуда вине той взяться? Но Норд все время вел себя так, словно Торвальд, что натворил, а извиняться и не думает. — Что? — Торвальд вздыхает и тоже встает. Подходит ближе, пытается положить ладонь на плечо. Норд морщится и отклоняется. Рука норманна бессильно падает. Торвальд приоткрывает рот, чтоб спросить, в чем таки дело, но Норд так брезгливо поджимает губы, что желание разобраться пропадает.

          Торвальд разворачивается и уходит. Прям как был, в одних тонких штанах. Ничего, он привычный, не замерзнет. А сейчас лучше уйти. Они, конечно же, еще поговорят. Обязательно поговорят, но потом.

***

          Жизнь казалась жутко несправедливой. Хотелось свернуться, как замёрзший кот, и тихонечко выть, а было нужно стоять прямо и улыбаться. Да так, чтоб верили. Когда плечи сжали какие-то неприятные руки Торкеля, Норд едва не оттолкнул дорогого гостя, так мерзко сделалось. Он совершенно не понимал, почему должен принимать участие в этой встрече: во-первых, он был против нее, а во-вторых, по их с Олафом уговору, мог быть свободен с момента прибытия датчанина. Только вот далеко не все и не всегда получается как планируешь. Порой потому, что ты просто не в силах повлиять на ход вещей, порой — вроде бы и хочешь, и можешь, но проще оказывается оставить все как есть.