Северянин (СИ)

                  Как дополз до комнаты и, не раздеваясь, грязный, потный, рухнул на лежак, Норд не помнил. Тихий вскрик Торвальда, придавленного не таким уж и легким телом, он тоже не заметил. Норд бы, наверное, и до постели не дошел, если бы в последний раз, уснув на полу, не попался под ноги Торвальду и тот не одарил его синяками на ребрах.

          Утро настало отвратительно быстро. Голова нещадно гудела и, увы, не хмельная брага была тому виной. Бормоча проклятия в адрес Деллинга*, Норд, приоткрыв один глаз, медленно поднялся и, пошатываясь, побрел к здоровой крынке с водой, стоявшей в углу. Эту недобочку он считал почти личным сокровищем и тщательно следил за ее постоянным наполнением. Заставить притащить ее к себе в комнату стоило немалых сил — никто просто не понимал, зачем. Но каждое утро Норд хвалил себя за настойчивость.

          Холодная вода в лицо, страдальческий вздох и туча брызг, когда Норд, наклонившись, сует в нее всю голову. Противно, зато сразу проснулся.

          Если бы вот уже почти пять лет назад Норду кто сказал, что власть — это так хлопотно и нудно, он бы не то, что сам ни в чем участвовать не стал — Олафа бы попытался отговорить. А теперь поздно. Хотели? Получайте. И отвечайте за содеянное.

          Вошедший Торвальд был свеж и бодр, так что резало глаза. От него веяло морозом, Норд аж поморщился:

          — Уже погулять успел?

          — Ты соня.

          — Издеваешься? — тоскливо уточнил Норд.

          — Есть немного. Надоело засыпать в холодной постели.

          — Я загнусь скоро, а ты все о том же!

          Торвальд стянул с постели тонкое шерстяное одеяло, какого-то противного зеленого цвета, доставшееся им еще от предыдущего хозяина комнаты, и решительно подошел к Норду.

          — Я как раз о том, о чем следует, говорю! — набрасывая колючую тряпку на голову Норду, пробормотал он. — Ты ж себя загубишь! Хоть бы раз пришел до полуночи.

          — А что? Скучаешь? — почему-то сейчас чужие пальцы в волосах раздражали. Он же ради них старается. Ради них двоих. А Торвальд не понимает. Капризничает аки девка, ворчит как старый дед!

          — А не должен? — Торвальд говорит мягко, примирительно, но от этого только обидней.

          — Ну не знаю. Неужели не найдешь никого вечерок скрасить?

          Торвальд удивленно приподнял бровь.

          — Ща еще раз окуну.

          Норд вывернулся и принялся сам вытирать волосы.

          — Ладно. Я… попробую пораньше.

          — Ага, давай. А то и правда придется девицу какую искать.

          От неожиданности Норд, разбиравший спутавшиеся лохмы, сам себя дернул за прядь. И понятно же, что шутка, но все равно неприятно. И… любопытно.

          — Слушай, а… ты… у тебя когда-нибудь девки были? — хотел небрежно, а получилось… как получилось.

          — Чёй-то ты с утра пораньше? — теперь Торвальд действительно удивился.

          — Я — ничего. А ты ответь.

          — Да какая разница?

          — Тяжело ответить, что ли?

          — Ну, были… — усмехнулся Торвальд, валясь на разворошенный лежак. — И?..

          Норд пожал плечами и вышел. Он и сам не знал, что «и». Это все усталость, вот всякие глупости и волнуют. А еще Олаф, вечно всякую чушь болтающий. То задом девки, что обед подала, восхитится, то на грудь пышнотелой рабыни облизнется, а то и на самого Норда глянет так, что не по себе становится.

          — Выспался? — Трюггвасон тоже выглядел обидно отдохнувшим. Норд только рукой махнул:

          — Что там на сегодня?

          — Должны приехать северные ярлы. Ивар и так тут, а Виглик, Торстейн и Бранд появятся не ранее полудня.

          Норд усмехнулся:

          — Счастливые земли! Их все обошло стороной.

          — Ну, Ивар дал людей.

          — Ивар — лицо заинтересованное. А они — нет.

          — Ты это к чему?

          — Олаф, они привыкли к свободе. Хакона мало интересовал север — слишком суровые земли. Я был там, я знаю. Мало денег, мало богатств, да и просто далеко. Зато и страха нет, уважения нет. Для них Хакон был практически никем, и ты для них — пустота. Лишь имя, но не конунг. Тебя выбрали без них…

          — Норд, говори проще.

          — Они не будут пытаться тебя свергнуть, но и не примут так сразу. Скорее всего… Виглик известен своим бурным нравом, так что, да… Он, он первым попытается… указать тебе место. А еще им не понравится твоя религия. Чем труднее жизнь, тем крепче вера.

          — И чего ты от меня хочешь? — Олаф недовольно сморщился.

          — Не дай разъярить себя. Спокойствие давит сильнее злости.

          — То есть, они будут меня оскорблять, а я должен молчать?

          — Примерно.

          — Норд, сейчас я поколочу тебя.

          Норд фыркнул:

          — Вперед!

          — Совсем не боишься?

          — До приезда Торкеля три дня — за них не убьешь, а там уже все равно.

          — Все еще хочешь сбежать?

          — Да.

          — Сволочь! — в сердцах.

          — Ага, — Норд даже спорить не стал. Обзываться — пусть обзывается. Главное, чтоб слово сдержал. — Ты про гостей сегодняшних все понял?

          — Угу, — Трюггвасон задумался. Потом глубокомысленно изрек: — Мне надоело пить. И жрать.

          Смешок у Норда вышел нервным:

          — А что поделать? Такова судьба конунгов. Поглощать несметное количество вин да яств, проводить вечера в тяжком веселье и… — озверевший взгляд Трюггвасона заставил Норда осечься. — Впрочем, ты и сам знаешь, скоро все кончится. Все поклонятся, на тебя поглядят, и начнется вполне себе труд, без излишних развлечений.

          — Намекаешь, что сейчас мы отдыхаем?