Северная экспедиция Витуса Беринга

Вакселя тоже вскоре начали оставлять силы. «Сам я тоже с большим трудом передвигался по палубе, и то только держась за какие-нибудь предметы», – сокрушался он. Он попытался поднять боевой дух умиравших от цинги, умоляя их не отчаиваться.

Я обещал им, что если мы, с Божьей помощью, вскоре увидим землю, мы сразу же причалим туда, чтобы спасти свою жизнь, – пусть то будет хоть какой бы то ни было берег, затем, быть может, найдем какие-нибудь средства, чтобы обеспечить дальнейшее наше возвращение[240].

Но корабль дрейфовал, и у них не было никакой возможности изменить курс или как-то иначе повлиять на свою судьбу. «[К]ороче говоря, – писал Ваксель, – мы испытывали самые ужасные бедствия»[241].

«Святой Павел» страдал от таких же несчастий и происшествий, как и «Святой Петр». К сентябрю никто не пил нормальной воды вот уже шесть недель. Рты у всех распухли, и моряки мечтали о холодном питье. Ветры были неблагоприятными, в тумане мелькали берега и острова, корабль, спешивший к Камчатке, терзали шторма. После того как они 27 августа отошли от залива Таканис и пошли к западу на широте Авачинской губы, Чириков строго приказал экономить воду: ее выдавали ровно столько, чтобы не умереть от жажды. Шлюпок больше не осталось, так что они не могли сойти на берег, чтобы пополнить запасы воды или свежей пищи. Чириков сообщал, что «в дожливыя дни служители збирали текущую воду с парусов, поставляя ведры и другия [со]суда, которая хотя вкусом от примешения с снастей смолы и горька, точию оную служители пили охотно, понеже они еще до настоящей нужды дождевую воду опробовали и сказывали, что им она здорова, разсуждая, бутто смольною горестью цынгу выгоняет»[242]. Это «средство» от цинги, впрочем, действовало недолго. Дневной рацион состоял из вареной гречневой каши и чарки вина, с дополнительной порцией каши каждый третий день. Заканчивался август, корабль шел неровно и медленно, и Чириков заметил, насколько быстро пустеют бочки. После этого кашу стали готовить через день, а в промежутках моряки питались сухарями и прогорклым сливочным маслом, а иногда соленым мясом, сваренным в морской воде. Настолько соленая еда, должно быть, обжигала им губы. Вскоре кашу пришлось готовить вообще раз в неделю, потому что воды почти не осталось.

«Но уже люди все стали быть слабы», – писал Чириков. Вскоре на «Святом Павле» тоже началась цинга – как ни странно, практически в то же время и на том же пути домой, что и на «Святом Петре». «[С] великим трудом афицеры по должности своей – управление, а рядовыя – работы исправляли», а некоторые настолько ослабли, что не могли выйти на палубу и лишь лежали и стонали в койках. «[Ч]тоб в крайнее изнеможение не пришли люди, – вспоминал Чириков, – приказал давать рядовым, сверх определенной порции, вина простого по две чарки на день»[243]. Это, несомненно, внесло в монотонную диету приятное разнообразие, но от цинги не помогало никак. Корабль медленно шел на запад через штормы, моряки слабели и впадали в отчаяние и страх перед неизвестными морями и землями. Они не видели суши, несмотря на обильные доказательства ее близости – птиц, каланов, плавучие растения и призрачные очертания далеко на севере.

Туманным утром 9 сентября, в условиях плохой видимости, Чириков приказал встать на якорь на глубине 24 саженей. Издалека слышался шум бурунов, но из-за густого тумана ничего не было видно, и Чириков не хотел идти дальше. Через несколько часов, когда туман рассеялся, буквально в нескольких сотнях метрах перед кораблем появилась земля – сейчас этот остров называется Адак. На нем были высокие горы с вершинами, скрытыми за облаками; их склоны поросли травой, но деревья здесь не росли, а скалы в некоторых местах тянулись до самого берега. Волны разбивались об опасно торчащие скалы буквально на расстоянии броска камня от «Святого Павла». Если бы Чириков не приказал остановить корабль, они бы сели на мель. Оставшись без шлюпок, команда «Святого Павла» оказалась заперта на корабле, смотря на землю и мечтая о пресной воде, которая там, несомненно, была; их губы жгло от соленой еды и нестерпимого желания сделать глоток из прозрачного ручья, спускавшегося по камням и впадавшего в маленький залив.