Несколько недель продолжались штормы, когда ни солнца, ни звезд видно не было; кроме всего прочего, у Вакселя и прочих офицеров, которые должны были вычислять положение корабля в обширных водах севера Тихого океана, было немало других проблем – в частности, штормы и эпидемия цинги, – так что задача перед ними стояла почти невыполнимая. Их расчеты положения корабля были, по-хорошему, просто догадками. Они, конечно, надеялись, что приближаются к Камчатке, но не знали, насколько далеко до нее плыть и не встретятся ли на пути другие географические препятствия.
В конце октября ветер стал западным – более благоприятным для «Святого Петра», и корабль начал отыгрывать потерянные мили, продвигаясь на северо-запад. Иногда сквозь «быстролетящие» облака пробивалось солнце, но его быстро закрывали дожди и туманы. Моряки не представляли, насколько к югу отнесло корабль за несколько недель штормов. Навигационные расчеты, прикидки скорости и направления были совершенно бесполезны после ужасного шторма, а из-за тумана и облаков не удавалось даже определить положение Солнца или звезд для того, чтобы узнать широту или долготу, не говоря уж о проведении каких-либо вычислений. Ваксель призывал Беринга, который уже не мог встать с постели, но все еще сохранял достаточную ясность ума, чтобы командовать, найти место для зимовки, пока они все не погибли, но Беринг был резко против; он хотел добраться до Авачинской губы. Испытав короткий прилив сил, он приказал собрать у всех моряков деньги и поклялся пожертвовать их двум церквям – свежепостроенной русской православной церкви в Авачинской губе и лютеранской церкви в Выборге. Люди молились, давали обеты и занимались духовными исканиями.
Несколько недель продолжались штормы, когда ни солнца, ни звезд видно не было.
В последние дни октября корабль шел вперед, иногда проделывая до ста морских миль за двенадцать часов и временами приближаясь к небольшим островкам, видневшимся через туман и дождь. Они плыли с хорошей скоростью, несмотря на нехватку здоровых матросов и поврежденные паруса, такелаж и мачты. Стеллер писал, что «1, 2 и 3 ноября не произошло ничего необычного, разве что наши пациенты умирали быстро и во множестве, так что управлять кораблем или менять паруса стало почти невозможно»[260]
. Ежедневные смерти от цинги стали настолько привычными, что про них говорили: «ничего необычного». В судовом журнале только за 4 ноября безразличным тоном сообщают о нескольких умерших, которых спускали в воду, завернув в грязную ткань: в три часа ночи «умре барабанщик Сибирскаго гварнизона Осип Ченцов»[261]. В час дня «Волею божиею умре сибирской салдат Иван Давыдов цынготною болезнию»[262]. В четыре часа – гренадер Алексей Попов. 12 человек умерло от цинги, 33 матроса и несколько офицеров не могли даже встать со своих коек, а почти все остальные были слабы и немощны. Все знали, что корабль потонет, если снова попадет в шторм.4 ноября дождь закончился, и небо ненадолго расчистилось. Еще сохранившие силы моряки собрались у леера и, плача и не веря глазам, смотрели на далекую землю с горной грядой, покрытой снегом. Ваксель в судовом журнале оптимистично написал: «увидели землю… оной по счислению нашему надлежит быть Камчацкой»[263]
. Стеллер вспоминал: «Невозможно описать, как велика и невероятна была радость людей, увидевших землю. Даже полумертвые выползли наверх, чтобы посмотреть на нее, и все искренне благодарили Бога за великое милосердие»[264]. Даже Беринг был взволнован.Капитан-командор, будучи уже очень болен, пришел в немалое возбуждение, и все говорили о том, как, пережив такие ужасные страдания, наконец смогут поправить здоровье и отдохнуть[265]
.Ваксель заверил команду, что, согласно его вычислениям, они подошли к Камчатке, и стал убеждать Беринга направиться к земле. Стеллер, как и многие другие, был изумлен и испытывал сильнейшее облегчение. «Даже если бы здесь была тысяча штурманов, – писал он, – они не смогли бы рассчитать все вот так, с точностью до волоска; не ошиблись даже на полумилю»[266]
. Моряки достали все оставшееся спиртное, которое долго хранили именно для такого момента, и передавали друг другу маленькие чашки и чокались, радуясь избавлению. Офицеры принесли на палубу карты и стали их изучать, сравнивая зарисовки с землей, лежавшей в тумане на горизонте. Все согласились, что контуры берега совпадают с камчатскими, и узнали выдающиеся мысы вдали, маяк и устье Авачинской губы. Но вскоре Стеллер засомневался. «По навигационным расчетам, – писал он, – мы находимся по крайней мере на 55-й параллели, а Авача лежит на два градуса южнее»[267].