Северная экспедиция Витуса Беринга

Но кто из них вообще был способен к логичным, трезвым суждениям, страдая от цинги и боясь за сохранность корабля, потерявшегося у неизвестных берегов на бурном севере Тихого океана в ноябре? Позже в тот же день они направили полуразвалившийся корабль к земле, чтобы лучше разглядеть местность. После того как было принято решение как можно скорее высадиться на берег, больные и умирающие моряки стали падать от утомления или облегчения, а потом все улеглись спать по своим местам в трюме, чтобы восстановить хоть какие-то силы. Примерно в четыре часа пополудни Стеллер оказался на палубе, смотря, как корабль-призрак медленно направляется к заливу; до него оставалась всего миля, а Ваксель и Хитрово «сладко и спокойно» спали в трюме (впрочем, не стоит забывать, что и они страдали от цинги). Корабль, которым никто не управлял, направлялся прямо к земле. Стеллер бросился в каюту и сообщил об этом Берингу; тот, проснувшись, приказал заместителям подняться на палубу и взять ситуацию под контроль. С трудом встав, те наблюдали за приближением к земле вплоть до заката. Приблизившись к берегу, они бросили якорь неподалеку от песчаного берега, где не было видно ни рифов, ни бурунов.

Все знали: если корабль получит пробоину и начнет тонуть, они погибнут в ледяной воде или разобьются о скалы. Смерть казалась неизбежной.

Ночью на ясном небе ярко светила луна, дул небольшой ветер. Но волны без предупреждения вдруг стали бурными и мощными. После отлива обнажился скрытый под водой риф, и «корабль бросало из стороны в сторону, словно мяч, и он угрожал удариться о дно»[274]. Якорный канат лопнул. «Несколько раз волны ударяли в наш корабль с такой силой, что все судно содрогалось, и мы опасались, что палуба не выдержит тяжести волны… [М]ы дважды ударились днищем корабля о камни»[275]. Матросы поспешно бросили второй якорь, но через несколько мгновений потеряли и его – канат был разорван мощным течением, которое тащило корабль; «пользы от него было столько же, как если бы его вовсе не бросали». Остался всего один якорь, и несколько человек, еще сохранивших силы, пытались бросить его, а прилив и шторм тянули «Святого Петра» к рифу. Люди в панике бегали по палубе, выкрикивали, чуть не плача, вопросы, словно дети, а днище ужасно скрипело по камням. В хаосе и панике «никто не знал, кто должен отдавать и выполнять приказы», и их «охватил страх смерти»[276]. Один матрос закричал:

О Боже! Нам конец! О Боже, наш корабль! Беда постигла наш корабль![277]

Несколько моряков схватили трупы двоих умерших от цинги, которых собирались похоронить на берегу, и выбросили их за борт, «бесцеремонно, за шею и за ноги»[278], очевидно, считая, что они прокляты и навлекли на них несчастье. Стеллер «не смог сдержать смеха», когда один ошеломленный матрос спросил, «очень ли соленая вода… словно смерть в пресной воде была бы приятнее!»[279] Все знали: если корабль получит пробоину и начнет тонуть, они погибнут в ледяной воде или разобьются о скалы. Смерть казалась неизбежной.

А затем огромная волна перебросила поврежденное судно через риф в мелкую лагуну у берега, «подобное спокойному озеру, и вокруг сразу стало тихо, и мы были избавлены от страха немедленной гибели»[280]. Воцарился практически полный штиль, и когда матросы бросили последний оставшийся якорь, он достиг песчаного дна на глубине четыре сажени и примерно в шестистах метрах от берега. Риф оставался позади, заперев корабль в маленьком заливе. Стеллер отмечал, что его злейший враг Хитрово попытался скрыться от ответственности и ужаса: «Тот, кто до этого больше всех говорил и давал советов», спрятался в трюме, пока опасность не миновала, а затем вышел «и стал громко разглагольствовать о храбрости, хотя сам был бледен как труп»[281]. Тем не менее сейчас все стихло, опасность миновала, ночь снова была спокойной, и моряки, изнуренные цингой и решившие, что им удалось добраться до Камчатки, забылись сном.