Северная экспедиция Витуса Беринга

Следующие несколько дней шел мокрый снег. Ваксель, Стеллер и их товарищи продолжали исследовать землю и охотиться, а те, кто остались на «Святом Петре», готовили корабль к зиме и ухаживали за больными. В следующие несколько недель те, у кого еще оставались силы, стали перевозить больных и припасы на каменистый, туманный берег и углублять ямы среди песчаных дюн, чтобы поставить над ними палатки. Главной задачей было перевезти десятки больных с корабля на землю. Многие моряки, находившиеся при смерти, тихо умирали, как только их выносили из зловонного трюма на свежий воздух, другие умерли в лодке на пути к берегу, третьи – едва встав на твердую землю. Ваксель записал, что матрос Иван Емельянов, канонер Илья Дергачев и сибирский солдат Василий Попков умерли на борту до того, как их успели доставить на берег, а матрос Селиверст Тараканов – при высадке. Один из матросов, которому сообщили, что его отправят на берег следующим, настолько разволновался, что встал, оделся и объявил:

Слава Богу, мы переходим на землю, там мы поправимся и сами сможем позаботиться о своем выздоровлении[285],

а потом замертво упал на палубу. Савин Степанов, Никита Овцын, Марк Антипин, Андрис Эзельберг – в судовом журнале почти каждый день говорится о новой смерти от цинги; кто-то умирал на борту, кто-то – во все растущем палаточном лагере. Поскольку все были очень слабы, перевозка больных и припасов с корабля шла до боли медленно, особенно когда из-за сильного волнения становилось трудно грести.

В это время Стеллер, Плениснер, Лепехин и несколько моряков продолжали охотиться и исследовать новую землю, на которой, как уже стало понятно, им предстояло зимовать. За утесами они нашли поросший кустарниками склон, вдали виднелись низкие заснеженные горы. Стеллер стал серьезно сомневаться, что они добрались до Камчатки. В основном его вывод был основан на наблюдениях за природой. Растения здесь были похожи на камчатские, но некоторые виды больше напоминали те, что он летом собирал на Аляске. Не было ни деревьев, ни знакомых кустарников. И, что характернее всего, животные, похоже, никогда не встречались с людьми. Белых куропаток легко было поймать прямо голыми руками; каланы и тюлени подплывали близко к берегу на расстояние выстрела.

У берега они с Плениснером увидели огромную спину медлительного, похожего на кита животного, которое отдыхало возле берега и каждые несколько минут всплывало, чтобы сделать шумный вдох, похожий на лошадиное фырканье. Стеллер никогда не видел и не слышал о таком животном. Это был не кит, но существо выглядело слишком большим для любого другого морского животного, известного натуралисту. Его слуга Лепехин подтвердил, что такие звери на Камчатке не водятся. «Я начал сомневаться, что это Камчатка, – писал Стеллер, – особенно учитывая, что по морскому небу на юге было достаточно хорошо понятно, что мы попали на остров, окруженный водой»[286]. То было «водное небо», характерное для Арктики: темное отражение открытого моря, хорошо различимое на облаках. Когда он стал тихо обсуждать свои подозрения с другими, ему отвечали не с прежним раздражением, а с недоверием. Он снова размышлял о «недостойном поведении различных лиц»[287], под которыми имел в виду Вакселя и особенно своего злого гения Хитрово. Впрочем, даже его друг Плениснер не желал верить в правду об их положении. Если они не на Камчатке, значит, они попали в какое-то место, не нанесенное ни на одну карту, и они не получат помощи ни из какого российского города – ни сейчас, ни когда-либо.

Стеллер подозревал, что они, возможно, не просто единственные люди на острове, но и вообще первые люди, когда-либо здесь побывавшие. И на этот раз его подозрение оказалось совершенно верным. Они высадились на острове, который позже назовут именем Беринга. Небольшой залив был единственным безопасным местом для корабля на всем 200-километровом побережье; почти весь остров окружали ступенчатые скалы и рифы. Ваксель писал:

Место, где нам удалось проскочить, настолько узко, что пройди мы на двадцать саженей севернее или южнее, мы неизбежно сели бы на каменный риф, и ни одному из нас не удалось бы спасти свою жизнь[288].