Северная страна

Душа ведь порой как маленький ребенок, который всем сердцем любит тебя и заботиться о тебе. И когда ей становиться плохо, она не показывает это сразу, она тянет время. Она бегает по углам, скрывая простуду, и кашляет в подушку. Пьет тайком микстуру на кухне, когда дома никого нет. Она не признаётся, чтобы ты не переживал. Но когда скрывать болезнь больше не получается, она прячется за физическую боль. И вот проснувшись как-то ночью, ты понимаешь, что это болит она – не грудная клетка.

Знаешь, сегодня страшно хочется пройтись по улице, – продолжила она, сжимая в руках пустую пачку красного Мальборо, – под проливным дождем, без зонта, в простой ветровке. Температуре около нуля, но я не почувствовав холод. Хочется пройтись одной, не потому что не с кем, а потому что так хочется.

– А люди? Что подумают они?

– А люди возможно посмотрят с высока. Им будет казаться, что я жду опеки и внимания. Но им не понять. Возможно, одни протянут руки, другие зонтики, им просто захочется помочь. Третьи откроют двери и предложат зайти, и обидятся в случае отказа. Но им всем невдомек – не этого требует душа. Эти люди напоминают деревья баньян. Стоит тебе замедлить шаг так они тут же попытаются остановить тебя, зацепиться за твой башмак или куртку и стиснуть в своих объятиях до боли, до саморазрушения. – Она достала из правого кармана зажигалку и закурила.

Я вдруг почувствовала всю боль от таких объятий, а она снова начала курить.

6

Я предложила прогуляться, она отказалась. Парк находился в десяти минутах ходьбы от ее квартиры. Он был большим, пустым и голым. На дворе был апрель, но на деревьях не было ни почек, ни намека на их скорое появление. Весна была только на календаре, висевшем на стене ее основной комнаты.

В то утро она рассказала мне про свое детство, про родителей, про город в котором родилась. В тот день я поняла, почему мы с ней встретились. Почему ей было так легко открыть мне дверь, а мне переступить порог.

– Знаешь, я наконец-то поняла правила игры, в которую была вынуждена играть на протяжении многих лет. Я попала в эту игру совершенно случайно, словно это было в один из первых дней школьных каникул.

Я сидела за столом, завтракала бутербродами, и беззаботно смотрела на мир. В то утро я всей грудью вдыхала свежий прохладный воздух, заполнявший кухню через открытую форточку. За окном росло дерево (с штучками похожими на сережки, название которых я не знаю), оно защищало наш палисадник от знойного летнего солнца. Во дворе сосед развешивал белье на веревку, заранее натянутую между двумя старыми качелями. Помешивая сахар в кружке с черным чаем, я думала о предстоящем дне, думала о том, что вечером мне не нужно будет делать уроки. Я представляла, как буду играть с ребятами в футбол до темноты, до самой ночи. А когда мяч совсем не будет видно, мы все равно будем играть, до тех пор, пока кого-нибудь из нас не позовут домой. Наступало время летних каникул. Наши команды становились больше, играть в игры становилось интереснее.

В то утро меня охватило радостное предвкушение и сердце мигом забилось сильнее. В то лето я могла не просто оставаться дома одна, я могла выходить на улицу, когда никого не будет дома. А это значило, что мне стали доверять, а это значит, что я стала взрослой. Теперь я могла носить ключ на резинке, повесив его на шею, и спрятав за футболку. А это значило, что можно будет забегать домой попить воды и давать попить друзьям, без страха, что загонят на обед или по другой дурацкой причине, придуманной взрослыми.

По радио, стоящем на холодильнике позади меня, уже привычный голос ведущей передавал гороскоп на сегодняшний день. «И кто ж верит в эту чушь?» – усмехнулась я и заметила друзей, собиравшихся у соседнего подъезда. Наспех закинув в раковину посуду, я схватила любимую куртку и бросив мельком: «Деда, не теряй, я во двор», пулей вылетела из квартиры. Я боялась, что не успею, что друзья уйдут играть без меня. Я торопилась, перепрыгивала через одну ступеньку, но как только открылась дверь подъезда, меня неожиданно сбил с ног сильный ветер. Он появился из неоткуда. Он поднял меня и стал уносить.

Уже в воздухе, я посмотрела на своих друзей, стоящих у игровой площадки, на деда, идущего за утренним выпуском газеты, и поняла, что вижу их в последний раз. Для меня начиналась другая игра. Игра под названием жизнь. Жизнь чужая не моя. Жизнь, в которой моей осталась только любимая куртка.

* * *

Я дослушала рассказ Эстер, и задумалась. А когда интересно мы начинаем взрослеть. Много ли на свете детей, которые с самого детства ведут взрослую жизнь, может и не осознанную? Сколько осталось взрослых, осознанно пытающихся остаться детьми? Эти вопросы, как и многие другие, обычно оставались в моей голове без ответа. Эстер сидела напротив, подперев рукой подборок и молчаливо наблюдала за монологом происходящим у меня в голове. На столе лежали еще теплые кокосовые печенья, а в кружках неторопливо остывал крепкий красный чай. Мы выкурили по две сигарете и ближе к полудню я сказала, что мне надо идти.