Северная война. От Головчино до Полтавы

Левенгаупт был хорошим военачальником. Каждый дом, каждый забор его солдаты превратили в крепость. Неприступный бастион. К тому же на помощь подошел (так нужный пару часов назад, когда появились кавалеристы Бауэра!) шведский авангард, охранявший обоз.

Петр не стал рисковать своими гвардейцами и до самой темноты бомбардировал Лесную из всех орудий. Только с наступлением темноты стрельба прекратилась. Петр решил ждать до утра; и утром добить засевшую в Лесной сильно поредевшую армию Левенгаупта.

С темнотой в деревне вспыхнули огни костров — шведы грелись и ужинали. Так думали русские. На это и рассчитывал шведский генерал. На рассвете, когда русские полки подошли к Лесной, деревня была пуста. Костры стали последней хитростью славного шведского генерала. За ночь он переправил остатки отряда через отбитый у русских мост. Оставалось уничтожить обоз и прорываться к армии короля.

Петр не мог этого допустить, и кавалерия Меньшикова бросилась в погоню. Догнали шведов у города Пропойска. Левенгаупт успел уничтожить лишь половину обоза, оставшиеся повозки отбили драгуны светлейшего князя. Пока одни пьяные шведы уничтожали свой провиант и резали скот (да, перед тем как уничтожать и резать шведские солдаты вскрыли все бочки с водкой и напились до скотского состояния), другие собрались возле своего генерала и готовились доблестно умереть, как и должен умереть шведский солдат — в бою! Но Левенгаупт принял решение отступать. Шесть с половиной тысяч дисциплинированных солдат: 3 051 всадник и 3 451 пехотинец — все, что смогли собрать шведские командиры, — отступили и вскоре соединились с армией своего короля. Остальные шведы, пьяные, ошалелые, разбрелись по лесу и были подобраны русскими отрядами.

Всё. Конец сражению.

Поражение оказалось чудовищным. Шведы еще так никогда никому не проигрывали.

Восемь тысяч убитых и раненых потерял Левенгаупт в этом сражении; и тысячу пьяных пленными. Кроме пленных, русские захватили все: знамена и обоз, артиллерию и походную казну.

Трем тысячам шведам (кого не нашли в лесу русские) удалось бежать на родину. Там их судили и отправили служить в гарнизонные войска — позор и унижение.

Чуть более тысячи русских — треть из которых Невские драгуны, — погибли в этой по праву решающей битве у деревни Лесная.

* * *

В середине октября Левенгаупт соединился с Карлом. Стоит сказать сразу, что Левенгаупт после Полтавского поражения сдастся в плен и умрет в Москве в 1719 году. Два его генерала — Стакельберг и Шлипенбах, что были с ним и при Лесной, и на поле Полтавской битвы, также попадут в плен.

Стакельберг после войны вернется из плена в Швецию, а Шлипенбах перейдет на сторону русских и верно послужит своему новому отечеству. Его потомки до сих пор живут в Санкт-Петербурге.

Но вернемся к русской армии. После победы при Лесной Петр не почил на лаврах, а устремился вслед за Карлом, который, следуя за безумным своим Провидением, поверил иуде Ивану Мазепе, гетману Украины, семидесятилетнему прохиндею, чья жизнь — одно бесконечное предательство. Всю свою жизнь Мазепа предавал своих благодетелей, переходя из рук в руки; последнее его предательство поставило точку в жизни гетмана, и умер он в Турции, говорят, вши съели украинского иуду.

А осенью 1708 года Карл XII и его тридцать семь тысяч солдат, входили в полтавские степи. Впереди суровая зима, весна и летнее окончательное поражение под Полтавой.

* * *

А что же Фридрих? Что стало с так быстро повзрослевшим саксонцем?

Ни в бою при Добром, ни в сражении при Лесной Фридриху участвовать не довелось. Все это время он провел за стенами Санкт-Петербурга. Господь услышал его молитвы, Людвиг выжил. По просьбе брата, да и самого изувеченного саксонца, его не отправили в лагерь для пленных. Хоть и с одной рукой, он оказался ловким парнем, и его определили в помощники к его младшему брату.

Вскоре Людвиг уже умело, одной рукой мог скоро забить заряд в пушку; умело управлял лошадью, и вообще бомбардиры полюбили этого сильного, ловкого и спокойного саксонца.

Оба брата с горем пополам за полгода научились и понимать, и отвечать своим русским товарищам-артиллеристам.

За Фридрихом прочно закрепилось имя Фёдор, Людвига же звали Лёшей. И братья привыкли, и бывало, что и сами так называли друг друга.

Среди артиллеристов много было иностранцев: и немцы были, и поляки, и даже шведы, но общались они, хоть и на ломаном, но русском языке. Так того требовал и устав, да и общаться так было проще — немец из Баварии ни слова не понимал, что говорит саксонец или выходец из Ганновера или Гольштейна, а тем более датчанин, — все они воевали под знаменами русского царя и разговаривали между собой на русском языке. Мало кто из них мечтал вернуться после победы на родину. Кормили в русской армии лучше и сытнее, денег бомбардиры получали несравнимо больше, чем платил тот же Карл. Привыкли иноверцы к новому отечеству, и разговоры шли, что можно будет остаться и жениться и веры при женитьбе не менять. Вопрос важный, и о нем говорили.