Так вот, надев на меня наушники и прикрепив ко льду специальную коробочку с мощным микрофоном и записывающим устройством, Лео улёгся на овчину, а меня положил практически поверх себя. От этого жеста мне уже было так хорошо, что больше ничего и не надо, но тут оно и случилось – настоящее Северное сияние – всполохи зелёного, бирюзового и малахитового, переливающиеся волшебным сиянием. От восторга я даже дышать перестала, но это было только начало – вскоре и озеро «запело». Ничего более завораживающего я ещё не слышала и не видела. От потрясения я даже разрыдалась. А Лео целовал меня. Везде, но больше в губы. И мне вдруг стало так страшно, что я проснусь под каким-нибудь навесом в Ванкувере и увижу, что дождь всё так же льёт, а Северное сияние, поющее озеро и Лео – плод моего воспалённого воображения.
Потом Юван Старший и его жена Джонна уговорили нас остаться до Рождества и провести с ними Адвент. Это сложно было организовать только для Лео – у него съёмки, а у меня вся бухгалтерия теперь в облаке. Клиенты фотографируют инвойсы и чеки и отправляют мне через специальное приложение для обычных телефонов, а обработать их и свести бухгалтерию я могу в любой точке мира. В конце концов, Лео удалось перенести одну съёмку в США на январь, а на европейские он летал из Стокгольма, я с ним. Так что наша вылазка «посмотреть Северное сияние» превратилась в грандиозное путешествие. Иногда Лео брал меня с собой на фотосессии, и я видела, как серьёзно он относится к работе, и как всегда напряжён. Другие модели – что парни, что девушки – вели себя раскованно, много шутили, иногда даже дурачились, ведь главное в этом деле – позитивный настрой. Но это не про Лео. В нём было так много отрицания и дискомфорта, что заставить лицо в кадре повиноваться, стоило ему титанических усилий.
В Грюндчан мы стали ездить каждый год, а в некоторые года и привозить с собой по новому ребёнку. Юван и Джонна, у которой нет своих детей, не просто всегда были нам рады, для них наш приезд стал праздником.
В одну из последних поездок меня вдруг осенило, что наш почти исчезающий секс всякий раз оживает в Швеции, становится ежедневным и иногда до умопомрачения горячим. И даже дети, оказывается, не помеха. Вначале я подумала, что, возможно, это место как-то энергетически связано с Лео – в конце концов, здесь его корни по отцу. Но потом поняла: каждая наша поездка в Швецию – это просто отпуск, возможность для Лео жить без напряжения.
Моё предложение попробовать провести год в Грюндчане и не работать моделью Лео принял с Полярным свечением в глазах. Я сказала ему, что, если мы сдадим в Ванкувере наш дом в аренду, денег не только с лихвой хватит на жизнь, но мы ещё и сможем копить и инвестировать. Кроме того, я тоже немножко работаю, хотя с детьми это сложно.
– Но через год агентства могут уже не захотеть меня… – говорит Лео с надеждой, что это предупреждение нас не остановит.
– А и не надо. Я вижу, как тебе плохо от этой работы. Если бы знала, никогда бы не отправила твои фотографии в журнал.
– Лея… – как-то странно расправляет плечи мой муж. – Ты… уверена?
– Абсолютно.
Ну и что я потеряла? Его заработки? В Грюндчане мы прекрасно обходимся и без них. Зато теперь у меня есть жизнерадостный муж и регулярный сладкий секс. Сладющий. А также гораздо больше его помощи по дому и с детьми, хотя Лео теперь тоже занят – после двух лет работы с отцом в мастерской он так втянулся и полюбил ювелирное дело, что вот уже год, как собственная мастерская обосновалась у нас дома.
Глава 12. Дом
Дом… они все, абсолютно все тут деревянные и красные с белыми ставнями и дверями. Но наш причудливый – с длинными до самого пола, а потому зрительно кажущимися узкими окнами. На самом деле, они такие же по ширине, как все нормальные окна. В конце ноября – в начале Адвента – я устанавливаю на каждом низком подоконнике скандинавские подсвечники с вытянутыми в ровную горизонтальную линию пятью свечами. Только свечи у нас не настоящие, а электронные – из-за детей. На окнах у меня бабушкины старинные кружевные шторы, а на диванах вышитые подушки из Икеи. И что интересно, десятилетия, отделяющие шторы от подушек абсолютно незаметны – таков он, скандинавский стиль. А ещё… у меня тоже есть мастерская. Вернее, у меня всегда она была в маленьком флигеле возле дома. В ней я, только не смейтесь, рисую. И одну мою картину некто из Сингапура купил за десять тысяч и триста долларов. Я назвала её «Нордический ветер» и нарисовала не красками, а пигментами, которые придумала добывать сама из всех пород, которые можно отыскать в нашей местности. Только синий пришлось взять промышленный, потому что пигмент, полученный из черники, со временем из синего выцветает в коричневый. Когда я упаковывала картину, Лео смотрел с грустью.
– Моя любимая, – сказал.