Северное сияние

Вечернее небо было разукрашено абрикосовым, персиковым и кремовым цветами: в необъятном оранжевом небе висели похожие на мороженное маленькие нежные облачка. Среди них, но не выше, высились шпили и башни Оксфорда; с обеих сторон — на востоке и западе — зеленели леса Шато-Верта и Уайт Хэма. Где-то каркали грачи, звонили колокола, а доносящийся со стороны аэропричала равномерный звук газового двигателя знаменовал отправление в Лондон королевского почтового дирижабля. Лира наблюдала, как он удаляется за шпиль церкви Святого Михаила, сначала величиной с кончик ее мизинца на вытянутой руке, а потом становящийся все меньше и меньше, пока не превратился в маленькую точку на перламутровом небе.

Она опустила голову и посмотрела на темнеющую внизу четырехугольную площадку, по которой по одному или по двое уже шли в направлении столовой одетые в черные мантии Мудрецы, а рядом важно шествовали, порхали, или спокойно восседали на их плечах деймоны. В Зале зажигались огни; она наблюдала, как понемногу начинают сиять запятнанные чем-то окна — это слуги зажигали нафтовые лампы, передвигая столы. Зазвонил колокольчик Дворецкого, извещая, что до ужина осталось полчаса.

Это был ее мир. Она хотела, чтобы он всегда оставался таким, но все вокруг менялось — кто-то чужой начал похищать детей. Она села на край крыши, подперев руками подбородок.

— Мы сами спасем его, Пантелеймон, — сказала она. Его ответ донесся из дымохода.

— Это будет опасно, — сказал он своим грачиным голосом.

— Конечно! Я понимаю.

— Помнишь, что было сказано в КомнатеОтдыха?

— Что?

— Что-то о ребенке в Арктике. Ребенке, который не привлекал Пыль.

— Говорили, что это полноценный ребенок… что это означает?

— Возможно, они собираются сделать с Роджером, ребенком бродяжников и остальными именно это?

— Что — это?

— Ну, а что значит «полноценный»?

— Не знаю. Может быть, они разрежут их на кусочки? Я думаю, они собираются сделать из них рабов. Это принесет побольше толку. А может быть, там шахты. Урановые рудники. Да, думаю, так и есть. И если они пошлют на рудники взрослых, те погибнут, и поэтому они решили, что использовать вместо них детей будет дешевле. Вот что они с ним сделают.

— Думаю…

Но дальнейшие рассуждения Пантелеймона пришлось отложить, потому что снизу кто-то начал кричать.

— Лира! Лира! Немедленно возвращайся в комнату!

Донеслось хлопанье оконной рамы. Лира знала этот нетерпеливый голос: он принадлежал миссис Лонсдейл, экономке. Спрятаться от нее было нереально.

Лира с непроницаемым лицом соскользнула с крыши на уступ и снова пробралась внутрь через окно. Миссис Лонсдейл наливала воду в небольшой облупленный тазик под аккомпанемент треска и грохота, доносившегося из водопроводных труб.

— Сколько раз тебе говорилось об этих вылазках… Взгляни на себя! Только полюбуйся на свою юбку — она же вся выпачкана! Сейчас же сними все и вымойся, пока я подыщу что-нибудь пристойное и непорванное. И почему ты не можешь быть чистой и аккуратной…

Лира была настолько угрюма, что даже не поинтересовалась, зачем ей потребовалось умывание и переодевание, в то время, как ни один из взрослых не давал ей повода для одобрения. Она через голову стянула платье, бросила его на узкую кровать и начала беспорядочно мыться, пока Пантелеймон, превратившись в канарейку, подскакивал все ближе и ближе к деймону миссис Лонсдейл, невозмутимому ретриверу, безуспешно пытаясь его расшевелить.

— Посмотри, в каком состоянии твой шкаф! Ты неделями ничего не вешаешь на место! Посмотри, какие складки появились на этом…

Посмотри на то, посмотри на это… Не хотела Лира смотреть. Она вообще закрыла глаза, вытирая лицо тонким полотенцем.

— Придется тебе одеть это как есть. Утюжить уже нет времени. Боже милостивый, твои коленки, дитя, посмотри, в каком они состоянии…

— Не хочу никуда смотреть, — пробормотала Лира.

Миссис Лонсдейл шлепнула ее по ноге.

— Вымой, — безжалостно сказала она. — Ототри всю эту грязь.

— Зачем? — Наконец спросила Лира. — Я обычно не мою колени. Никто не собирается на них смотреть. Зачем мне все это делать? Роджер заботит Вас не больше, чем Шеф-повариху. Только я одна… — она заработала еще один шлепок по другой ноге.

— Не городи чепухи! Моя фамилия Парслоу, как и у отца Роджера. Он мой троюродный брат. Думаю, ты этого не знала, потому что никогда не спрашивала, мисс Лира. Думаю, это никогда не приходило тебе в голову. Не смей обвинять меня в том, что я не забочусь о мальчике. Видит Бог, я забочусь даже о тебе, и даже без всякой на то причины и не получая никакой благодарности.

Она схватила мочалку и стала тереть коленки Лиры до тех пор, пока кожа на них не стала ярко-розовой и воспаленной, но чистой.

— А все это делается потому, что сегодня ты ужинаешь с Мастером и его гостями. Я надеюсь, ты будешь пристойно себя вести. Говори только тогда, когда должна, веди себя тихо и вежливо, мило улыбайся и никогда не отвечай «не знаю», если кто-нибудь задаст тебе вопрос.