Лира испугалась. Она даже и не думала, насколько страшны эти волки. И потому, что она знала, как беспечно люди в Болвангаре нарушили великое табу, она сжалась при мысли об этих каплях на зубах…
Татары бежали, чтобы стать в линию вокруг входа в переулок огней, их деймоны, дисциплинированные и натренированные, были рядом с ними. Через минуту уже был второй ряд, потому что охрана еще прибывала. Лира в отчаянии подумала: дети не могут бороться с солдатами. Это не было похоже на битвы на Оксфордских пластах глины, швыряние комками грязи в детей работников кирпичного завода.
Или даже очень похоже! Она вспомнила, как швырнула жменю глины в широкое лицо сына рабочего кирпичного завода, атаковавшего ее. Он остановился, чтобы прочистить глаза, а потом мещане наскочили на него.
Она стояла в грязи. Она стояла в снегу.
Так же, как она сделала это в тот вечер, но сейчас уже до смерти серьёзно, она зачерпнула снег двумя сложенными вместе ладошками и швырнула в ближайшего солдата.
— Бросайте им в глаза! — завопила она и снова швырнула.
Другие дети присоединились, и после чей-то деймон стал летать стрижом рядом со снежками и подталкивать их прямо в глазные щёлки цели — а после присоединились все остальные, и через несколько секунд татары стали спотыкаться, плюясь и ругаясь и пытаясь счистить снег, набившийся в узкий пролом перед глазами.
— Побежали! — крикнула Лира и бросилась к воротам в переулок огней.
Дети устремились за ней, уклоняясь от защёлкивающихся волчьих пастей и двигаясь настолько быстро, насколько возможно, по переулку к манящей темноте свободы.
Сзади донёсся грубый крик офицера, призывающего к порядку, и после одновременного перевода курков винтовок раздался новый крик, а потом напряжённая тишина, слышны были только топающие детские ножки и прерывистое дыхание.
Охранники прицеливались. Они не промахнутся.
Но вместо выстрелов донеслись предсмертный хрип и удивленные вопли татар.
Лира остановилась и повернулась, чтобы увидеть человека, лежащего на снегу со стрелой с серым пером в спине. Он корчился и судорожно дёргался и кашлял кровью, а другие солдаты искали вокруг стрелка, которого не было видно.
Потом стрела просвистела прямо с неба и поразила другого охранника в шею. Он тотчас упал. Крик офицера, и все уставились в тёмное небо.
— Ведьмы! — сказал Пантелеймон.
И это были они: растрёпанные тонкие черные силуэты, проносящиеся на немыслимой высоте, со свистом разрезая воздух облачными соснами, на которых они летели. Лира заметила, как одна из них медленно спустилась пониже и выпустила стрелу: ещё один человек упал.
А потом все татары развернули свои винтовки вверх и запалили в темноту, стреляя в никуда, в тени, в облака, и стрелы дождём посыпались на них.
Дежурный офицер, заметив, что дети уже почти скрылись, приказал отряду пуститься за ними в погоню. Некоторые дети закричали. Потом кричали уже все дети, и они больше не бежали вперед, они поворачивали назад в замешательстве, ужасаясь чудовищных очертаний, которые неслись к ним в переулок огней из темноты вдали.
— Йорек Барнисон! — закричала Лира, её грудь почти разрывалась от радости.
Появился панцербьерн: дежурный офицер, казалось, сознавал отсутствие своей власти кроме, той, что еще была у него по инерции. Медведь проскочил мимо Лиры как в тумане и вломился в татар, рассыпая солдат, деймонов, винтовки во все стороны. Потом он остановился и повернулся кругом, с гибкой атлетической силой, и нанёс два сильных удара, по одному с каждой стороны, ближайшим к нему стражникам.
Деймон-волчица прыгнула на него: он разрубил её в воздухе, и яркое пламя выплеснулось из неё, когда она упала в снег, где она шипела и выла до того, как погибла. Тотчас умер её хозяин.
Офицер татар, встретившись с двойной атакой, не сомневался. Длинный высокий крик, призывающий к порядку, и вооружённый отряд сам разделился на два: один, чтобы удерживать ведьм, большая часть, чтобы побороть медведя. Стражники дрались отчаянно. Группы по четыре человека опустились на одно колено и стреляли из своих винтовок, будто они практиковались на полигоне, не сдвинувшись и на дюйм, когда мощная туша Йорека неслась к ним. В следующую секунду они были мертвы.
Йорек снова ударил, склонившись на одну сторону, рубя, рыча, раздавливая, в то время, как пули летали вокруг него как осы или мухи, не причиняя вреда. Лира погнала детей в темноту, подальше от огней. Они должны уходить, потому что намного более опасными, чем татары, были взрослые Болвангара.
Поэтому она кричала и толкала детей, чтобы они уходили. Когда огни за ними стали бросать длинные тени на снег, Лира почувствовала, как её сердце рвётся к глубокой темноте арктической ночи и чистому холоду, выпрыгивает от любви к ней, подобно тому, как Пантелеймон скакал теперь в облике зайца, получая удовольствие от одного только движения.
— Куда мы идём? — спросил кто-то.
— Здесь же ничего нет кроме снега!