Северное сияние

Пантелеймон тоже деймонстративно каялся: какие они глупые, безрассудные. Он стал мышью и отполз от руки Лиры, чтобы робко понюхать напиток в лапке обезьяны. Он был безвредным: настойка ромашкового чая, ничего более. Он подкрался обратно к плечу Лиры и прошептал: «Выпей это».

Она присела и взяла горячую кружку обеими руками, то делая глоток, то дуя, чтобы остудить питьё. Она опустила глаза, потому что должно была притворяться сильнее, чем когда-либо в своей жизни.

— Лира, родная, — тихо сказала госпожа Коултер, поглаживая её по волосам. — Я думала, что мы навсегда потеряли тебя! Что же случилось? Как ты потерялась? Тебя украли?

— Да, — прошептала Лира.

— Кто это был, дорогая?

— Мужчина и женщина.

— Гости на вечеринке?

— Наверное. Они сказали, что Вы просили что-то принести с первого этажа, и я пошла, чтобы взять это, а они схватили меня и повезли куда-то в машине. Но как только они остановили машину, я сразу же выскочила оттуда и удрала. Похитители не смогли меня поймать. Но я не знала, где я…

Новый всхлип коротко потряс её, но они уже становились слабее, и она могла сделать вид, что этот был вызван её рассказом.

— Я хотела вернуться к Вам, но не смогла сразу отыскать дорогу, а потом эти Глакожеры поймали меня… И они посадили меня в фургон с другими детьми и забрали куда-то, в большой дом, я не знаю, где он находился.

С каждым мгновением, каждой сказанной ею фразой Лира чувствовала, как к ней возвращаются силы. Когда девочка делала что-то сложное и знакомое, непредсказуемое до конца, проще говоря, врала напропалую, то снова чувствовала что-то вроде власти, то же ощущение силы, которое давал ей алетиометр. Ей приходилось осторожничать, чтобы не ляпнуть что-нибудь явно невозможное, то есть быть уклончивой в некоторых местах и изобретать правдоподобные подробности в других; короче, она была очень артистична.

— Сколько же они держали тебя там? — спросила госпожа Коултер.

Путешествие Лиры вдоль каналов и период ее жизни у бродяжников, длились несколько недель: ей пришлось выдумать, где же она была все это время. Она выдумала путешествие с Глакожерами в Троллесанд, а после побег, с подробным описанием этого города; и то время, когда она выполняла-всю-работу в Баре Айнарсона, а потом период работы на семью фермеров внутри страны, и то, как позже как её поймали ненцы и привезли в Болвангар.

— И эти люди собирались пойти и разрезать…

— Тише, родная, тише. Я просто хочу узнать, что же было с тобой.

— Но почему они собирались сделать это? Я не сделала ничего плохого! Все дети боятся того, что происходит там, хотя никто не знает. Но это ужасно. Это хуже всего… Почему они это делают, госпожа Коултер? Почему они такие жестокие?

— Ну, ну… Ты в безопасности, моя дорогая. Они никогда с тобой этого не сделают. Сейчас ты здесь, ты в безопасности и тебе больше никогда ничего не будет угрожать. Никто не собирается причинить тебе вред, милая Лира; никто никогда не сделает тебе больно…

— Но они делают это другим детям! Почему?

— Ах, родная…

— Это Пыль, не так ли?

— Это они тебе сказали? Тебе сказали врачи?

— Дети это знают. Все дети говорят об этом, хотя точно ничего никто не знает! И врачи почти сделали это со мной — объясните же, зачем! Вы не можете больше скрывать это от меня!

— Лира… Лира, Лира. Милая, это так сложно, Пыль и так далее. Это не детский разговор. Знай, что врачи делают это для блага детей, дорогая. Пыль — это что-то плохое, что-то неправильное, что-то злое и порочное.

Взрослые и их деймоны заражены Пылью настолько, что уже слишком поздно. Им не помочь… Но детей спасают сделанные вовремя операции. И пыль не коснется их. Они в безопасности и счастливы, и…

Лира подумала о маленьком Тони Макарии. Она внезапно наклонилась и её вырвало. Госпожа Коултер попятилась и отпустила.

— С тобой всё в порядке, родная? Иди в ванную…

Лира тяжело сглотнула и едва коснулась своих глаз.

— Но тогда Вы бы не забрали нас, — сказала она. — Вы могли бы просто оставить нас. Держу пари, что лорд Азраэль не допустил бы этого, если бы только знал. Если у него Пыль и у вас Пыль, и у Мастера Джордана и у каждого взрослого Пыль, это должно быть нормально. Когда я уйду от Вас, то расскажу всем детям в мире об этом. В любом случае, если это было так хорошо, то почему вы остановили то, что они со мной делали? Если это было хорошо, вам следовало бы позволить им сделать это. Вы должны были бы быть рады.

Госпожа Коултер отрицательно покачала головой и улыбнулась печальной мудрой улыбкой.

— Дорогая, — сказала она, — делая добро, можно причинить немного боли, и, естественно, остальные расстраиваются, когда ты расстроена… Но это не значит, что твоего деймона у тебя забрали. Он всё ещё здесь! Кстати, многим взрослым сделали здесь операцию. Медсёстры выглядят вполне счастливыми, не так ли?

Лира закрыла глаза. Она вдруг поняла их странное бессмысленное равнодушие к тому, что их маленькие семенящие деймоны казались лунатиками.

Она задумалась и крепко закрыла рот, так ничего и не сказав.