— Милая, никто даже не подумает произвести операцию на ребёнке, не проверив его здоровье. И никто за тысячу лет не забрал бы всего деймона у ребёнка! Всё, что происходит, это маленький порез, а потом всё хорошо. Навсегда! Понимаешь, твой деймон — замечательный друг и спутник, когда ты молод, но в возрасте, который мы зовём зрелостью, в возрасте, который скоро для тебя наступит, дорогая, деймоны приносят все тяжелые мысли и чувства, из-за которых бывает Пыль. Быстрая маленькая операция до этого — и это никогда не побеспокоит. И твой деймон остаётся с тобой, только… просто не связан. Как… как чудесное домашнее животное, если хочешь. Лучшее домашнее животное в мире! Разве это не прекрасно?
О, бессовестная лгунья, о, как же бесстыдно она лгала! И если бы даже Лира не знала, что это ложь (Тони Макария; те деймоны, запертые в клетки), то она все равно не поверила бы ей и возненавидела ее. Чтобы отрезали и уменьшили её дорогую душу, отважного спутника её сердца? Лира почти пылала от ненависти, и Пантелеймон в её руках стал лесным хорьком, самой уродливой и злой из всех своих форм, и зарычал.
Но они ничего не сказали. Лира крепко держала Пантелеймона и позволила госпоже Коултер погладить её по волосам.
— Выпей свой чай, — мягко сказала госпожа Коултер. — Тебе приготовят постель. Не надо сейчас возвращаться и делить дортуар с другими девочками. Вернулся мой маленький ассистент. Мой любимый, мой самый лучший ассистент в мире. Ты знаешь, дорогуша, что мы обыскали весь Лондон ради тебя? Полиция прочёсывала всю страну. О, я так по тебе скучала! Я даже не могу выразить, как я счастлива, что снова тебя вижу.
В это время золотистая обезьянка беспокойно подкралась, мгновенно устроившись на столе, покачивая своим хвостом, а потом прильнув к госпоже Коултер, и нежно теребя её ухо, а затем расхаживая по полу, держа хвост трубой. Это раздражало госпожу Коултер, и, конечно, в конце концов, она уже не сдержалась.
— Лира, дорогая, — произнесла она, — я думаю, что Мастер Джордана дал тебе кое-что до того, как ты ушла. Не правда ли? Он дал тебе алетиометр. Дело в том, что эта вещь принадлежала не ему. Ему дали её на хранение. Алетиометр слишком ценен для того, что просто так таскать его — ты знаешь, он один из двух или трех в мире! Я думаю, что Мастер дал его тебе в надежде, что он попадёт в руки лорда Азраэля. Он запретил тебе рассказывать о алетиометре мне, не так ли?
Лира скривила губы.
— Да, понятно. Ну, не бери себе в голову, золотце, ведь ты же мне об этом не рассказывала, или не так? Значит, ты не нарушила слова. Но послушай, милая, за этой вещью ещё нужно ухаживать должным образом. Я боюсь, что она слишком редкая и хрупкая, чтобы снова подвергать её опасности.
— Почему её нельзя отдать лорду Азраэлю? — застыв, спросила Лира.
— Из-за того, чем он занимается. Ты знаешь, что его сослали, потому что у него на уме было что-то опасное и злое. Ему нужен алетиометр, чтобы исполнить задуманное, но поверь мне, родная, что позволить ему завладеть этим прибором — величайшая ошибка. Прискорбно, но Мастер Джордана сильно ошибся. Но теперь, когда ты всё знаешь, будет лучше, если ты отдашь его мне, не правда ли? Тебе не нужно будет хранить этот прибор и ухаживать за ним — и действительно, это должно странно, как такая глупая старая штука могла хоть как-то пригодиться в…
Лира удивлялась, как эта женщина когда-либо могла казаться ей очаровательной и умной.
— Итак, если сейчас он у тебя, милая, лучше отдай его мне, чтобы я за ним приглядела. Он у тебя на ремне на талии, не так ли? Да, ты хорошо придумала возить его именно так…
Она сунула руки под юбку Лиры, и потом начала расстёгивать одеревенелую клеёнку. Лира вся напряглась. Золотистая обезьянка согнулась над краем кровати, дрожа от ожидания, держа маленькие чёрные лапки у своего рта. Госпожа Коултер стянула с талии Лиры ремень и расстегнула сумку. Она быстро дышала. Она вытащила свёрток чёрной бархатной ткани и развернула его, обнаружив оловянную коробку, которую сделал Йорек Барнисон.
Пантелеймон снова стал котом, напрягшимся перед прыжком. Лира отодвинулась подальше от госпожи Коултер, чтобы она тоже смогла убежать, когда придёт время.
— Что это? — удивлённо спросила госпожа Коултер. — Какая смешная старая жестянка! Ты положила в нее алетиометр, чтобы он не разбился, дорогая? И переложила мхом… Ты была осторожной, не правда ли? Еще одна жестянка внутри первой! Ещё и припаянная! Кто это сделал, родная?
Она была слишком поглощена её открыванием, чтобы дожидаться ответа. В её сумочке был ножик с большим количеством разных насадок, и она вытащила лезвие и загнала его под крышку.
Тотчас комната наполнилась страшным жужжанием.
Лира и Пантелеймон оставались на местах. Госпожа Коултер, озадаченная, заинтригованная, потянула за крышку, а золотая обезьяна нагнулась ближе, чтобы всё рассмотреть.
Потом в мгновение ока чёрный мухошпик вылетел из коробки и ринулась прямо в лицо обезьяны.